Спираль - Ирина Шишковская

но я уверен, что военная карьера – удел недалеких людей, коим я тебя, безусловно, не считаю. Хорошую карьеру ты не сделаешь, твой отец пример тому, так что думаю, тебе стоит выбирать профессию гражданскую и практичную, – ответил он на планы Александра Малышева по устройству своего будущего.

Вот так и сказал, нимало не заботясь, что этим не столько польстил Малышеву, сколько оскорбил его отца, какой бы он не был, но офицер, дворянин, не чета Петру Петровичу. Малышев проглотил обиду и дядю послушал: подал документы в Политехнический Институт имени Императора Александра Второго, на окраине Киева. Хотя стоило ли ради этого заканчивать гимназию, хватило бы и реального училища. Не выдержал и спросил:

– Почему не в Москве, все же с вами рядом был бы.

Но дядя привел самый прагматичный из возможных доводов:

– В Киеве жизнь дешевле.

Малышев, живший исключительно на дядины средства, опять смолчал, и не подал виду, хотя ситуация была унизительная, но другого выхода у него тогда не было.

Петр Петрович в средствах его не стеснял, но и шиковать было особо не с чего: давал денег под расчет. Просов вздумал идти в медицинский.

– Ну какой из тебя врач? – спросил презрительно Малышев и уговорил-таки друга поступать вместе, оттого студенческая жизнь у Александра была веселой и сытой. А как выдержал экзамены за первый курс, приехал к дяде в имение. В то лето Александра и влюбилась в него, или он в нее, или никто никого не любил, а так, показалось. Малышев и сам не понял, как это могло случиться. Кузина вначале была совершенно не в его вкусе. Он был уже мужчина опытный, они с Просовым в Яре бывали постоянно. Оттого Александра с ее блеклой, неинтересной внешностью совершенно не привлекала его. Приехал он больше из-за Петра Петровича, да и не хотелось сидеть в раскаленном от летнего солнца, душном Киеве. Кузина может быть и не смотрела на Малышева как-то по-особенному, он, во всяком случае, ничего такого о ней вначале не думал, но все всполошились, и особенно Дуся, гувернантка Александры. Все, кроме Малышева.

И опять судьба дала ему шанс. Петр Петрович вызвал на разговор. Не давил, не заставлял, рассуждал пространно о том, что все, что у него есть, достанется им – его детям. Малышев едва не умер от счастья, когда это услышал. Кровь пульсировала в его ушах так, что он чуть не пропустил главное:

– …да, ты мне, Саша, как сын, и я хочу для тебя всего самого лучшего в жизни. Но Александра – моя единственная кровная дочь. Она ласковая и добрая девочка. Потому мне бы хотелось, чтобы она устроила свою жизнь с хорошим человеком. Нет, не подумай, что я тебя таким не считаю, наоборот. Но ей нужен муж взрослый и серьезный, а ты еще слишком молод.

Малышев хотел было сказать дяде, чтобы тот не волновался, он не любит его дочь, она совершенно ему не интересна. Она его подруга по детским играм, но не более того. Но тут зачем-то в голове у него всплыла одна сцена из-под самого толстого льда памяти: бабушка в черном старом платье с рваными кружевами велит называть Петра Петровича благодетелем и целовать ему руку. И потому из-за упрямства своего, и дяде назло, Малышев решил кузиной увлечься.

Ничем хорошим это, конечно, не закончилось. Петр Петрович слова ему не сказал, но увез дочь в Европу. Кстати, тогда и возникла у него, наверное, идея обустроить себе дом где-то еще помимо России, но Малышев ничего об этом уже не знал, с ним своими планами Петр Петрович больше не делился. Нет, дядя не урезал его содержания, но деньги стали приходить в конвертах без писем.

– Ну и не надо! – по-мальчишески решил Малышев, а спустя год или около того повстречал одного человека, но о нем рассказывать он бы никому не стал, не тот это человек, чтобы о нем кому-то рассказывать, но все мысли Александра теперь были о нем. С трудом закончив наконец учебу, потому что теперь Малышева интересовала только политика, он сообщил Петру Петровичу о получении звания инженера. Тот в ответ прислал телеграфом сто рублей и приглашение на свадьбу – Александра выходила замуж за их усатого соседа, и представьте себе, военного.

«А как же, разлюбезный дядя, ваше отношение к человеку в военной форме?», съязвил про себя Малышев, но вслух ничего не сказал, потому что на свадьбу не поехал.

И вот он прокручивал в голове всё это. Глупость, ребячество! Ради чего? И хотя они с дядей потом так окончательно и не помирились, но держали некий нейтралитет, Малышев приехал к Александре летом семнадцатого, хотел предупредить, просил уехать из России. Она встретила его радушно, с ее то стороны все уже давно забылось, это у него теперь щемило сердце. Малышев был уверен, что Алексей Иваницкий погиб, были у него неоспоримые доказательства, хотя руку к его гибели он не прикладывал. Застал в квартире у кузины Петра Петровича. Сначала сухо поздоровались, а потом дядя не выдержал, и сказал:

– Эх, Саша, Саша, ты же мне как сын был!

Александра всполошилась:

– Папа, прошу…

Он остановил дочь:

– Все, все, ничего.

Вот так вроде бы и помирились. Малышев не стал говорить про Иваницкого Александре, сказал только Петру Петровичу, пускай он подготовит дочь. И хотя тот сообщил ей страшную новость в своей сдержанной манере, навроде того, что Алексей пропал и неизвестно где, сделал этим всем только хуже – Александра наотрез отказалась уезжать не только из России, но даже и из Москвы.

Петр Петрович, наоборот, закрыл все свои дела и даже продал имение под Полтавой. Уезжая, оставил им с Александрой адрес своего поверенного. Смотрел в глаза дочери грустно:

– Отпусти хоть Зину со мной, не надо тут ребенку оставаться. Или обе приезжайте. Дай телеграмму, я встречу.

Малышев хорошо помнит, как проводил дядю на вокзал. Поезда тогда еще ходили по расписанию несмотря на то, что в Европе шла война. Дядя, уже слегка сгорбившейся под тяжестью лет, выглядел неважно, постарел, голова совершенно седая. Александра с ним не поехала, простилась с отцом дома, не хотела плакать при посторонних:

– Я дождусь Алексея, и мы вместе приедем! – наивно пообещала она отцу.

– Присмотри за ней, – попросил он Малышева на прошение. Малышев же ничего обещать не стал, знал, что в такое время обещать что-то бессмысленно. Зайдя уже в вагон, Пётр Петрович вдруг неожиданно обернулся и сказал:

– Зря я так поступил.

Малышев не понял, о чем это он, хотел переспросить,