Ужасы и кошмары - Альбина Нури
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он толкнул дверь, но та не поддалась. Дима попробовал снова, он бился и бился в нее всем телом, теряя остатки сил, но дверь не желала открываться.
«Тебе не выбраться!» – сказал кто-то.
Дима обернулся.
В холле не оказалось никого, кто мог бы произнести эти слова. Видимо, то был безжалостный внутренний голос. А холл между тем изменился: теперь он был полон огромных дверей – наглухо закрытых, прочных на вид. Из-за них доносились неясные звуки: шорохи, голоса, звон, перестук, шаги, бряцанье.
В простенке между двумя дверями Дима увидел худого, едва держащегося на ногах человека с лицом, замотанным грязной полосатой тряпкой. Человек просто стоял, а потом приподнял руку, как это сделал и Дима.
Зеркало. В простенке было зеркало, а фигура с закрытым лицом – это он сам. Подойдя ближе, Дима трясущейся рукой снял шарф с лица. Воспаленные глаза, похожие на папиросную бумагу волосы, шелушащаяся кожа, острые скулы, которые запросто могли порвать ее… Он был похож на живых мумифицированных мертвецов, которые встречались ему, но все же отличался от них.
«Я не один из вас, – мысленно выкрикнул Дима. – Я еще могу выбраться!»
Бабушка говорила про вылезший из подвала живой труп. Вот он, последний шанс! Возможно, то был вовсе и не мертвец, а такой же несчастный, заблудившийся в потустороннем мире, куда по ночам ведут приоткрытые двери, чудом сумевший покинуть западню!
Подвал – вот куда ему нужно.
Дима знал, где он находится, и устремился туда, собрав остатки сил. Двигаться было почти невозможно, песок сковывал движения, к тому же шарф он выронил возле зеркала, поэтому дышать приходилось раскаленным воздухом, в котором был словно бы растворен песок.
Проклятый песок попадал в глаза, забивался в нос. Он шептал: «Сделай глубокий вдох, впусти меня в себя – и песчаный мир станет твоим, больше не причинит вреда!» Дима не слушал, не желал слушать. Запертые двери, что высились по обе стороны от него, напоминали неприступные крепости.
Дверь, ведущая в подвал, была единственной во всем здании, на которой не имелось доводчика. Стас однажды обмолвился об этом Диме. Доводчики пытались устанавливать, но они ломались один за другим, не желали работать.
Может, потому, подумалось Диме, что это не обычная дверь. Или вообще никакая не дверь, а что-то вроде портала…
Вот и она. Прямо перед ним.
Неизвестно, сколько прошло времени, час или больше, но Дима добрался до нее, коснулся деревянной поверхности.
«Она не откроется!» – злорадно произнес голос внутри Диминой головы.
Дима толкнул дверь, и… она не открылась.
Но не успел голос торжествующе взвыть, как Дима потянул ручку на себя. Изнутри пахнуло сыростью. В подвале было темно, холодно, и никакого песка. Дима сделал глубокий вдох и почувствовал, как легкие расправляются, подобно крыльям, наполняются кислородом.
«Вдруг там будет еще хуже? Ты не знаешь, что тебя ждет!» – подумал Дима. Или же за него подумал кто-то другой.
Дима шагнул в темноту.
Только никакой темноты не было. Это вообще был не подвал.
По глазам бритвой полоснул яркий свет; на мгновение Дима зажмурился. Он стоял посреди большого помещения, разделенного стеклянными перегородками на отсеки. Утопленные в потолок лампы, мебель белого цвета, абстракции на стенах… Вид за окном оказался знакомым: построенную в девятнадцатом веке церковь было видно из окна Диминого закутка и из многих других кабинетов «Веги», что выходили на улицу, а не во двор.
В помещении не было никого, кроме бородатого мужчины в синих джинсах и клетчатой рубашке, который показался Диме знакомым. Мужчина поднялся из-за стола, услышав, как отрылась дверь, и теперь смотрел на Диму. Удивление в его взгляде сменилось страхом, на смену страху пришло почти комичное потрясение.
– Дима? – с трудом выговорил Стас, у которого непостижимым образом за сутки выросла борода. – Это правда ты?
– Видок у меня тот еще, – проскрипел Дима. – Ты как привидение увидел.
– Вообще-то так и есть. Пять лет. Ты пропал больше пяти лет назад, просто не вышел вечером из здания. Тебя искали, но… – Стас покачал головой. – Все знали: это бесполезно. Наверное, ты оставил дверь приоткрытой, а тому, кто это сделает, уже ничем не помочь.
Пять лет! Этот дикий факт Диме еще предстояло осознать.
А пока он просто старался почувствовать радость, потому что сумел вернуться. Старался, но ничего не чувствовал, словно мертвый песчаный мир отобрал у него способность радоваться.
Гроб стоял в соседней комнате.
Алексей старался заснуть: нужно отдохнуть хоть немного, день был трудный. Однако сон не шел.
Внезапно раздался тихий шорох. Алексей приподнял голову и посмотрел на открытую дверь, стараясь убедить себя, что ему просто показалось. В спальне было темно, а в гостиной ярко горел свет.
Вслушиваясь в тишину, Алексей уже собрался сказать себе, что можно выдохнуть, мало ли что могло померещиться, но в этот миг звук повторился, и Алексей со всей ясностью понял: его издает тот, кто покоится в гробу. Больше некому.
Мужчина замер в кровати. От ужаса тело словно бы покрылось ледяной коркой, а глазам стало горячо и тесно в глазницах, они выпучились и наполнились слезами. Господи, еще секунда – и он, как пятилетний ребенок, будет рыдать от дикого, нестерпимого ужаса!
Между тем звуки в соседней комнате становились громче и отчетливей, уже можно было безошибочно понять, что там происходит. Алексей не видел этого, но четко представлял, как лежащий в гробу мертвец медленно, тяжело поднимается и садится. Закоченевшее тело с трудом слушается хозяина. Мертвые пальцы упорно скребут обивку гроба, жадно цепляются за края. Жесты отрывисты и неуклюжи, это лишь жалкая пародия на движения. Усевшись, покойник пытается вылезти из гроба, и стол под ним слегка скрипит.
Алексей увидел, что на стене напротив двери появилась тень. Существо выбралось из гроба, слезло со стола и приближается!
Тень колебалась, росла, густела. Подволакивая ноги, шатаясь из стороны в сторону, мертвец неуклонно двигался вперед. Шаркающие, нетвердые шаги раздавались все ближе. Еще минута – и мертвец заглянет в спальню! Надо спешить, надо спасаться и…
Алексей проснулся от собственного хриплого вопля, силясь сообразить, где он, что с ним. Сел, дрожа и озираясь по сторонам. Дыхание срывалось, его била дрожь, в горле саднило.
Приснится же такое!
Гроб вынесли из дому почти пять месяцев назад, вместе с его печальным содержимым: бренными дедушкиными останками. Алексей никогда не испытывал ужаса перед покойниками, полагая, что бояться следует живых. Но, видимо, сказалось нервное напряжение последних месяцев, вот и лезет в голову всякая чушь.
Алексей включил ночник и встал с кровати. Комната озарилась свекольно-бордовым светом: дед обожал этот цвет, считая роскошным и благородным, поэтому абажуры, шторы, ковры, обивка диванов и кресел, покрывала, обои в доме были именно такого оттенка. Алексея это всегда раздражало, но, пока дед был жив, он, разумеется, помалкивал. Ничего, скоро он продаст унаследованный дом и купит жилье по своему вкусу.