Русская сталь - Андрей Воронин

Момент казался подходящим. Ресторан откроется через час, в фойе пусто. Разве только очередная пара пассажиров, продолжая экскурсию по судну, забредет мимоходом.

Усевшись в кресло, Лаврухин разглядывал плинтус. Прибит аккуратно, прочно, но гвоздики мелкие. Отогнуть? Вдруг приоткроется щель?

Оглядевшись по сторонам, он достал из кармана добротный нож со множеством лезвий из золингенской стали. Плинтус снялся легко и бесшумно — полоска в метр с лишним длиной. Ничего интересного не обнаружилось: все пригнано тщательным образом, вот она, пресловутая германская аккуратность.

Номер не прошел. Быстро вставить плинтус на место. Что дальше? Постучать, дождаться ответного стука? Гестаповец прохаживается по палубе достаточно далеко от дверей каюты, ничего не услышит.

Лаврухин приготовился подать сигнал человеку из «Опеля», но тут в помещение ввалилась веселая компания — трое офицеров в черных мундирах и фуражках с высоченными тульями, в начищенных до блеска сапогах и портупеях. Эти чувствовали себя хозяевами. Когда страна начинает большую войну, люди в погонах особенно презрительно смотрят на штатских. Все лучшее должно принадлежать военным, кующим победы рейха.

Голубоглазые блондины даже не посмотрели на Лаврухина, он был для них пустым местом. Отпуская плоские шутки, угостились сигаретами из портсигара. Лаврухин мучился от собственного бессилия. Разрядить бы сейчас револьвер в этих ублюдков!

Наконец офицеры убрались. Лаврухин трижды постучал в переборку. Ответа не последовало — дипломат, наверное, боялся провокации фашистов. Вдруг они ищут предлог, чтобы задержать кого-то из сотрудников посольства и не выпустить вместе с другими в шведском порту? Лаврухин постучал еще раз, снова безрезультатно.

Оперся на подлокотник кресла, свесил голову, будто в полном расслаблении. С палубы кажется, что человек просто задремал, надышавшись морской свежести. Негромко, но отчетливо он произнес по-русски:

— Мы с вами встречались возле сквера на Аугсбургерштрассе. В машине, в «Опеле».

Никакой реакции. Может быть, он ошибся и в каюте пусто — дипломата успели перевести в другую? Тогда дело совсем плохо.

Лаврухин бросил взгляд на палубу — пассажиры старательно созерцают воду, все стоят лицом к морю и спиной к нему. Осмелев, он прислонился ухом к полированному дереву и отчетливо расслышал шаги. Дипломат там, внутри. Наверное, считает Лаврухина провокатором — в его представлении бывший врангелевец легко может пойти на сотрудничество с фашистами.

* * *

Лаврухин использовал все способы — искал доступ в каюту через пол и потолок, через две из четырех стен. Пытался протиснуться в вентиляционный коллектор — из туалетной кабинки, из подсобного помещения.

Большего он не мог сделать — только открыто вломиться в дверь. Внезапно вспомнил, что не видел чемоданов, когда сотрудников посольства распределяли по отведенным каютам. Значит, багаж транспортируют отдельно под присмотром ответственного лица. Немцы, конечно, народ дисциплинированный. Но чего бояться этому сторожу, если все дипломаты заперты по каютам? Вдруг он позволит себе расслабиться?

В подавляющем большинстве обычные пассажиры держали вещи при себе, в каждой каюте для этого было предусмотрено место. Но в редких случаях люди по какой-то причине отправлялись в круизный рейс с большим багажом. Если они не хотели загромождать каюту, к их услугам имелось багажное отделение внизу.

Лаврухин легко отыскал его и увидел дежурного гестаповца, присматривающего за кучей казенных чемоданов. Этот, в отличие от своих собратьев, был в форме, ему не имело смысла скрывать место службы. Гестаповец завидовал тем, кто дежурил на палубе, мог прохаживаться взад-вперед, созерцая между делом море и пассажиров. Здесь, в багажном отделении, было тесно, душно и сумеречно.

Лаврухин в два счета мог бы прикончить немца и спрятать крест в чемодан. Но если даже спрятать труп, все равно рано или поздно этого типа хватятся. Поднимут тревогу и первым же делом переворошат весь багаж.

Время мучительно тянулось. В любую минуту Лаврухина мог обнаружить кто-то из пароходного персонала, задать вопрос, что он здесь делает. Гестаповец не сходил с места, только приглаживал время от времени свои волосы.

До шведских берегов оставалось совсем немного. Сергей решил, пока еще не поздно, предупредить человека из «Опеля» о возможных вариантах развития событий. Вернулся в зеркальное фойе перед рестораном, прошептал в стенку:

— Крест — это образец. Если не смогу передать его в каюту, поищите в багаже. При первой возможности на берегу предупредите своих сотрудников, чтобы поискали его в чемоданах.

— С кем ты общаешься?

Рядом снова появилась Елена — на этот раз одна, без мужа и сына. Лаврухин не заметил, как она подошла.

— Ты, случайно, не подхватил новую моду? С легкой руки теперешних вождей все поголовно увлекаются мистикой и ясновидением. У мужа на киностудии приходится менять план выпуска фильмов. В первую очередь Нибелунги, чаша Грааля, пророчества Нострадамуса.

— Да нет. У меня появилась привычка ворчать себе под нос.

— Рановато нам с тобой ворчать, возраст еще не подошел.

— Если честно, у меня здесь работа. Ни секунды свободного времени.

— Что-нибудь секретное? — оживилась она.

«Неужели у меня на лбу написано? — подумал Лаврухин. — Или смокинг с чужого плеча говорит о маскировке?»

— Секретным не назовешь, но афишировать все равно не имею права. Коммерческая тайна. Поэтому извини, если не смогу уделить тебе внимания.

— Ты, случайно, не из конкурирующего пароходства? Не собираешься потопить наш корабль?

— Никакого злодейства.

— Слова богу. Вокруг и без того переизбыток мрака.

Лаврухин вышел на палубу, но старая знакомая настойчиво последовала за ним, как за призраком собственной молодости.

— На ужин ты, надеюсь, отвлечешься? Какой у тебя столик? Еще не смотрел? На столе в каюте должна лежать карточка с золотым обрезом. Можно обратиться к метрдотелю, и тебя пересадят за наш стол.

Сергей не оборачивался. Как доходчиво объяснить Елене, что нужно прекратить разговор? Она не только мешает ему, но и себя подвергает опасности. Снова почудилась слежка, и нужно было отыскать наконец среди пестрой толпы источник этого пристального взгляда.

Ни с того ни с сего он громко расхохотался и захлопал в ладоши. Все вокруг инстинктивно обернулись — в подавляющем большинстве публика вела себя достаточно чинно. И только один человек запоздал с проявлением внимания. Он не хотел быть замеченным — смотрел на Лаврухина вскользь, периферийным зрением и теперь притормозил, не попав в такт со всеми.

* * *

Сергей не мог знать, в чем его подозревают. Только убедился, что с самого начала ощущение слежки не обманывало его. Возможно, его давно взяли на заметку. Привлек внимание грузовик, часто проезжавший мимо посольства. Или женщина за стойкой кафе разглядела странное выражение лица посольской машинистки. Или гестапо постоянно висело на «хвосте» у «Опеля».