Русская сталь - Андрей Воронин

— Вам плохо?

Ответа не последовало,, и Сергей дотронулся до ее руки. Жизнь еле теплилась под нежной кожей. Девушка открыла глаза, словно разбуженная его прикосновением. От нее пахло шампанским. Наверное, перепила и слишком рьяно танцевала — стало плохое сердцем.

— Пойдемте, я вас провожу.

— Еще рано, я никуда не хочу уходить.

— На вас лица нет. Вам срочно нужно лечь.

— Быстро же вы предлагаете! Без особых церемоний. Лаврухин смутился, ему даже в голову не пришло подобное истолкование.

— Ничего такого я не имел в виду.

— Не надо, не надо, — рассмеялась девушка. Она менялась на глазах: щеки порозовели, губы ожили, карие глаза заблестели. Прикосновение Лаврухина разбудило ее, словно в сказке о Спящей красавице. Весело сообщив, что бе зовут Еленой, она цепко ухватилась за капитанскую руку и потащила случайного гостя назад, в большую залу.

Лаврухин пошел, все еще беспокоясь о ее здоровье, надеясь уговорить ее уйти. В зале к Елене подскочило сразу несколько офицеров, ни один из которых не обеспокоился внезапным ее исчезновением.

— Не смейте больше пить, — шепнул Лаврухин, чувствуя себя глубоким стариком, хотя был моложе многих из присутствующих.

— Насчет этого будьте спокойны, — пообещала она. — На сегодня все, баста.

С началом очередного вальса Сергей потерял ее из виду в пестром кружении воздушно-невесомых платьев, потом снова различил среди танцующих. Подождал еще немного и вышел, сказав себе, что негоже тратить время, приглядывая за взбалмошной девчонкой в качестве заботливого дядьки…

Теперь тогдашняя Леночка не только узнала его, но даже припомнила имя, которое он пробурчал вскользь. Всем своим видом она живо напомнила Лаврухину, сколько минуло лет. Под набеленной кожей легко угадывались морщины на отечном лице. Кожа на шее выглядела дряблой, ладони стали неприятно худыми, костистыми.

Рядом с ней топорщил губу коротышка в очках с круглыми стеклами. На долю секунды Лаврухину стало грустно за прежнюю красавицу, готовую плясать до упаду. Но сейчас на нем висела еще большая ответственность, чем раньше, в Севастополе. И нежданная встреча могла помешать.

— Ты здесь один? — спросила Елена светским тоном.

Она представила мужчин друг другу. Фамилия ее мужа была длинной и труднопроизносимой — то ли шведской, то ли норвежской. Он работал заместителем коммерческого директора киностудии.

— Удивительно, что здесь нет кинозала. Нам представляют корабль как чудо комфорта и до сих пор не удосужились… А чем ты занимаешься?

— Коммерция, — неопределенно ответил Лаврухин.

— Повсюду коммерция. Скучно, но ничего не поделаешь. Сегодня жизнь стоит дорого. Если война затянется, неизвестно, как это скажется на кинематографе. Скорей всего плохо, придется потуже затянуть пояса… Господи, где мое дитя?

— Извини, я тут тоже разыскиваю знакомого. Увидимся вечером.

— Постой, — она вцепилась в него так же крепко, как в Севастополе, когда тащила веселиться. — Я должна показать тебе своего сыночка. Здесь такое столпотворение…

— Скажи мне номер вашей каюты.

— Вот он! Иди сюда! — она подозвала мальчика в матроске. — Между прочим, твой тезка. Муж называет его Седриком, а я Сережей. Говорю с ним исключительно по-русски.

Она и сейчас громко говорила на родном языке, ничуть не смущаясь, что находится на корабле страны, которая объявила войну России, что большинство окружающих — немцы.

— Здравствуй, Сергей, — Лаврухин пожал руку мальчику, потрепал его по голове.

И тут же, извинившись, быстро отошел, понимая, что не имеет права транжирить драгоценное время. Поднявшись на следующую палубу, он взглянул в сторону берега, который пропал из виду. Похоже, «Фридрих Великий» держит курс строго на север. Значит, маршрут круиза с самого начала был изменен. Первым делом судно зайдет в нейтральный шведский порт, высадит там сотрудников советского посольства и уже потом вернется на обычный маршрут.

Итак, у него в распоряжении всего несколько часов. Нужно спешить и в то же время нельзя погубить все из-за спешки. Снова возникло чувство, будто за ним ненавязчиво следят, могли бы уже выкрутить руки, но пока выжидают. Не хотят скандала в приличном обществе, опасаются, что он успеет выхватить оружие и открыть огонь? Хотят проследить за его действиями?

Лаврухину, было невдомек, что его принимают за вора. За несколько дней до начала очередного круиза полиция получила анонимное сообщение: на борту парохода будет действовать шайка мошенников, они рассчитывают поживиться деньгами и драгоценностями пассажиров. К гестаповцам, конвоирующим дипломатов, добавилось два десятка полицейских в штатском.

Сергей сразу показался им подозрительным — усталое, потрепанное невзгодами лицо резко контрастировало с холеными физиономиями большинства пассажиров. Смокинг, представлявшийся ему почти идеальным, выдавал опытному полицейскому глазу свое происхождение из салона одежды напрокат.

Конечно, Лаврухин оказался не единственным подозреваемым, под наблюдение попало несколько человек. В том числе и Елена — после краткого общения с Лаврухиным в ней заподозрили сообщницу.

Большинство пассажиров разбрелось по каютам и салонам, оставшиеся оделись потеплее. Стоя у поручней, они с таким интересом разглядывали студеное Балтийское море, как будто барашки пены были знаками особой письменности.

В салонах тоже не скучали: одна из курительных комнат была отделана в японском стиле, другая — в индийском. Тут играл новейший патефон, там азартные личности собрались за карточными столами. Картежники тоже были в центре внимания переодетых полицейских. Никто не исключал, что мошенники могут попытаться сорвать крупный банк с помощью шулерских приемов.

Особой гордостью владельцев судна был огромный — практически во всю ширину палубы — ресторан, украшенный хрустальными люстрами и пальмами. Расписной потолок с изображением античных божеств был необычно высоким для корабельных ресторанов.

Лаврухин находился в соседнем с рестораном помещении — своего рода небольшом фойе, где пассажиры последний раз могли оглядеть себя в полный рост в огромных зеркалах, прежде чем ступить в царство белых накрахмаленных скатертей, столового серебра, хрусталя и запахов рыбных деликатесов. Сквозь прозрачные двери можно было различить накрытые столы — на каждом красовался небольшой флажок со свастикой.

Сергей уже сориентировался — именно здесь, в углу возле трех мягких кресел, переборка отделяет фойе от каюты человека из «Опеля». Переборка отделана мореным дубом, на высоте человеческого роста висит под стеклом старинная карта Балтийского моря — может быть, оригинал, но скорее всего тщательно выполненная копия.

Стать бы на минуту невидимым, пройти сквозь стену и обратно. Багаж дипломатов наверняка уже досмотрен не раз, и больше его досматривать не будут. Всего только передать крест и сказать на прощание несколько слов. Никаких сантиментов, минимальные пояснения. Бывший белогвардеец и красный дипломат по гроб жизни останутся малоприятными друг для друга людьми.