Боец 3. Лихие 90-е - Валерий Александрович Гуров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 13
Я стиснул зубы и решил сделать последнее усилие, прежде чем лишусь оставшихся сил. Если Ржавый не хотел сдаваться — его проблемы, придется ломать. С этой мыслью я приготовился выгнуть спину, чтобы увеличить давление, как вдруг послышался звон разбитого стекла…
— Стоп! — послышал грубый мужской голос над самым ухом.
Я не успел ничего понять, как чьи-то сильные руки вцепились в мои, чтобы разъединить захват.
— Отпусти, говорю! — прорычал невидимый собеседник.
Благодаря вмешательству Ржавый выдернул ноги, перекатился к мешкам и там, поджав колени, шипел, растирая коленные чашечки. Уцелел, козел, иначе ездить бы ему в инвалидном кресле следующие несколько месяцев. Толпа гудела, выражая свое недовольство — то ли происходящим, то ли ведением боя в партере. К Ржавому тут же подбежала его братва, облепила…
Но какого вообще хрена?
Я обернулся на мужика, который нас разнимал, и увидел того самого лысого дядьку, который в начале вечера разглагольствовал об отсутствии всяких правил. Так почему меня тогда подняли на ноги? Или это чтобы Ржавый не успел сдаться? Не успел я задать вопрос, как лысый, глядя мне в глаза, прорычал:
— Ты драться вышел или обниматься?
— Какого х*я⁈ Почему бой остановили? — рявкнул я.
— Технический перерыв, — хмыкнул лысый. — Чэпэ у нас, сейчас приберутся и продолжите.
Я оглянулся, ища, что могло пойти не так. И действительно, один из официантов, который разносил бокалы, уронил свой поднос прямо на ринг. Так вон откуда звон разбитого стекла… Понятия не имею, как так вышло, но треть ринга была залита шампанским и чем покрепче, вперемешку с разбитыми бокалами. Глядя на то, как в разводах буроватой смеси вина с коньяком поблескивают осколки, я чувствовал, что меня буквально разрывает на части. Нет, решение, конечно, правильное, встать на стекло или, того хуже, с размаху упасть на него — это совершенно ни к чему. Но ведь бокалы разбили с другой стороны, и ничего не мешало мне довести начатое до конца! Однако даже формально мне было нечего предъявить… Я потряс головой, как будто это могло уменьшить волну злости и досады. Сука! Я отнюдь не был уверен, что смогу повторить прием и в принципе исполнить нечто подобное. Сил практически не осталось. Вот уроды…
— Боец, сюда шуруй! — раздался голос Степаныча
Воспользовавшись паузой, тренер подошел к рингу и теперь махал мне рукой сгребающими движениями — к себе звал. Видимо, понимал, что бой сразу же не возобновят. Я взглянул на лысого, тот смотрел на «угол» Ржавого, а оттуда братки показывали, что им нужно несколько минут.
— Отдыхай пока, — подтвердил лысый. — Пара минут у тебя есть.
К рингу уже топала уборщица ресторана «Рубин» со старой шваброй и ведром. Я подошел к Степанычу, по пути обращая внимание, как выясняют отношения Демид и Марк. Судя по жестикуляции, Марк оправдывался и, объясняя, почему остановили бой в самом разгаре, тыкал пальцем в несчастного официанта. Мальчишка в черной жилетке был весь облит шампанским и совершенно перепуган. Михалыч сидел спокойно, с наполовину прикрытыми глазами, как будто задремал. Но я знал, что это лишь показное.
— Козлы, своего решили спасти, — зашипел Степаныч и кивнул в сторону одного из братков, который сейчас Ржавого обхаживал, в чувства приводя. — Вот этот гандон официанта толкнул!
— Какого рожна… тут происходит? — возмущенно спросил я, вытаскивая капу и делая паузу между словами от частого дыхания.
— Вон Демид пошел разбираться, что происходит, а мы потом послушаем. А тебе сейчас это неважно, — отрезал Степаныч. — Они в любой момент возобновят бой, так что не теряй время на всякие глупости. Дыши…
Легко сказать — не теряй! Дыхание мое постепенно становилось ровнее и не таким шумным, и вместе с этим в голове улеглись и слова тренера. Москвичи намеренно прервали бой. Видели, что если не вмешаться, то их бойцу наступит кирдык. И ладно бы речь шла только о потерянных деньгах на тотализаторе… Этот бой был важен не только кладбищенским. Для московских я был буквально костью в горле.
Тренер не дал мне погрузиться в собственные мысли.
— Лидка, сюда! — выкрикнул он стоявшей в уголку и совершенно растерянной девчонке. — В темпе!
К Ржавому, кстати, уже подошел второй медик, чтобы над ним подшаманить перед возобновлением схватки. Лидка схватила свой чемоданчик и двинулась к нам. Степаныч, перемахнув через мешки, осмотрел меня, сжав губы, процедил только: «бл*дь». Я хотел сесть на пол, чтобы хоть как-то восстановиться за оставшиеся минуты. Уборщица убрала половину осколков, так что вполне можно было использовать оставшееся время по максимуму. Но Степаныч не дал мне сесть.
— Куда, Боец, нельзя — не встанешь потом! — выпалил он. — Не остывай, разогревайся! Махи делай руками! Сынок, нельзя, чтобы у тебя понизился пульс.
Я кивнул, начал делать махи. Тренер вполне может оказаться прав. Приходилось по прошлой жизни слышать, что активность между раундами позволяет более качественно восстановиться. Сам я подобное не практиковал, но знал, что такое мнение бытует, и, видно, не на пустом месте. Активность позволяла поддерживать тело в боевом состоянии. Организм не успевал дать «отбой» и расслабиться. Правда, эта самая активность мешала работе Лидки, совершенно перепуганной, которая пыталась обработать повреждения, прежде всего вновь открывшуюся сечку от удара Кабана. Степаныч же, пользуясь паузой, начал свой инструктаж.
— Боец, он сейчас будет медленный на ногах, ты ему чуть ноги на хрен не повырывал! — говоря это, тренер то и дело косился на уборщицу, возившуюся с осколками, чтобы понимать, сколько у нас времени осталось. — Но у него по-прежнему остались удары, как из пушки.
Может быть, Степаныча искренне тревожило и мое состояние, и заканчивающееся время передышки. Но всё-таки в его голосе можно было уловить нотки удовлетворения. Тренер советовал не лезть на ближнюю дистанцию, а попробовать атаковать Ржавого издали. Степаныч хотел, чтобы я доработал по низу, лоу-киками, и в принципе лишил соперника возможности двигаться.
— Как окончательно встанет — добивай на х*р! — резюмировал Степаныч.
Наставления виделись логичными и здравыми. Я сам, пожалуй, делал бы точно так же. У Ржавого по-прежнему при себе были длинные руки, рубиться с ним или «фехтовать» руками смысла нет. А вот если бить ногами, кстати, не обязательно по низу, а по всем этажам, то можно нивелировать преимущество контроля дистанции. Ноги длиннее рук, к тому же, ноги у Ржавого с большой вероятностью выключены, и толком защищаться он не сможет.
Едва Степаныч успел закончить наставление, уборщица окончательно разобралась с осколками битого стекла и вытерла пол насухо, а потом поспешила убраться в свою каморку. Лысый опять взглянул на угол Ржавого, там показали большой палец. Тогда лысый дал отмашку ведущему. Тот поднес к губам микрофон.
— Уважаемые зрители, возвращаемся на свои места, бой продолжается. Еще раз приносим извинения за ожидание!
Я видел, как Демид, явно разгоряченный, вернулся за свой столик и резко опустился на стул, скрестив руки на груди.
— Уходим с ринга! — распорядился лысый, поторапливая тех, кто не имел отношения к бою и не был бойцом.
Братва Ржавого нехотя начала расходиться, прежде поставив своего воина на ноги. Я обратил внимание, как один из братков, тот самый, на которого показывал тренер — толкнувший официанта, напоследок наклонился к Ржавому. Он что-то ему шептал, мой соперник кивал в ответ. Что именно, мне было не слышно, но я обратил внимание, как Ржавый будто бы расцвел. Степаныч отогнал Лидку, к чести девчонки, ей снова удалось закрыть мое рассечение, и оба вылезли из ринга. Последним ринг покинул сам лысый.
— Файт! — тут же, не теряя времени, объявил продолжение боя ведущий.
Ржавый действительно крайне неуверенно чувствовал себя на ногах. Он даже не стал пытаться работать в своем фирменном челноке. Прекрасно понимал, что лишился серьезного козыря. Другой вопрос, что я сам недалеко ушел… но попробуем исполнить наставления Степаныча. Ни у соперника, ни у меня уже не осталось сил стоять в полноценной боевой стойке, руки от навалившейся усталости опускались сами по себе. Поэтому мы с Ржавым пошли друг на друга, четко понимая, что дело сейчас может кончиться одним-единственным фатальным ударом.
Испарилась уверенность с лица Ржавого, теперь он был