Послание в бутылке - Николас Спаркс

Яхта скользила по воде, приближаясь к заливу. По берегам канала зажглись огоньки, помогающие судам ориентироваться. Гаррет немного спустил паруса и включил мотор. Через несколько минут они вошли в гавань, проплыли вдоль простоявших весь вечер на приколе яхт и пристали к своему причалу. Гаррет спрыгнул на причал и привязал яхту веревками.

Тереза прошла на корму забрать корзинку и куртку, но на полпути остановилась, внезапно осененная какой-то мыслью, потом быстро схватила куртку и затолкала ее под скамью. Гаррет окликнул ее, и она отозвалась немного охрипшим голосом:

– Сейчас иду. Только заберу свои вещи.

Последний раз оглядевшись, она вышла к Гаррету, и он помог ей сойти.

Оказавшись на берегу, они встали друг против друга, не зная, как быть дальше.

– Мне нужно зачехлить паруса и навести порядок на яхте, – сказал Гаррет, – так что я еще задержусь.

Она кивнула.

– Я так и думала.

– Вы позволите проводить вас до машины?

– Конечно.

Они молча пошли по причалу. На стоянке Гаррет все так же молча смотрел, как она ищет в корзинке ключи зажигания, достает их и открывает машину.

– Я уже говорила, но еще раз повторю: я провела сегодня чудесный вечер, – сказала Тереза.

– Я тоже.

– Вам нужно почаще выходить в море в компании. Уверена: ваши друзья будут довольны.

Он усмехнулся.

– Я подумаю об этом.

На мгновение глаза их встретились, и ему вдруг показалось, что перед ним стоит Кэтрин.

– Мне, пожалуй, пора, – быстро сказал Гаррет. – Завтра рано вставать.

Она кивнула, и, не зная, что еще добавить, Гаррет протянул ей руку.

– Приятно было познакомиться, Тереза. Желаю вам хорошо провести отпуск.

Ей показалось немного странным, что они ограничились пожатием руки после того, как провели вдвоем целый вечер, но, с другой стороны, она была бы удивлена, если бы он позволил себе большее.

– Спасибо за все, Гаррет. Мне тоже было приятно познакомиться с вами.

Она села в машину и включила зажигание. Гаррет захлопнул дверцу. Улыбнувшись ему напоследок, Тереза посмотрела в зеркало заднего вида и медленно стронула машину с места. Гаррет помахал ей на прощание и следил за машиной до тех пор, пока она не скрылась из вида. В душе его поселилось непонятное смятение. Удивляясь самому себе, он побрел в док.

Двадцать минут спустя Тереза отперла дверь своего гостиничного номера и вошла в комнату. Бросив вещи на кровать, она первым делом направилась в ванную. Сполоснула лицо холодной водой, почистила зубы и разделась. Потом включила ночник и, лежа с закрытыми глазами, долго думала о Гаррете.

Она представила на месте Гаррета своего бывшего мужа. Он бы непременно воспользовался случаем, чтобы произвести на нее впечатление: «Могу я предложить вам немного вина? Я как раз захватил с собой бутылку». И Дэвид все время сводил бы разговор к собственной персоне, но делал бы это очень тонко – он всегда хорошо чувствовал грань, которая отделяла легкую рисовку от банального хвастовства. Мало знакомый с ним человек ни за что не догадался бы, что перед ним разыгрывается отлично срежиссированный спектакль.

Гаррет в отличие от Дэвида нисколько не рисовался, в этом Тереза была уверена. Он вел себя совершенно естественно, и это привлекало ее больше всего. И все-таки: правильно ли она поступила, напросившись с ним на прогулку? Она так и не нашла ответа на этот вопрос. Но больше всего ее мучило сознание того, что она отчасти манипулировала им, зная о нем гораздо больше, чем он сам захотел ей сообщить.

Но что сделано, то сделано. Теперь уже поздно что-то менять. Она выключила ночник и, когда глаза привыкли к темноте, стала смотреть в просвет между занавесками. Взошла луна и осветила бледным светом ее кровать. Тереза долго смотрела на нее, не находя в себе сил повернуться на другой бок, потом ее веки смежились, и она провалилась в сон.

– А что было потом? – спросил надтреснутым голосом Джеб Блейк, склонившись над чашкой кофе. Ему было уже под семьдесят. Высокий, очень худой старик с лицом, изборожденным морщинами, и выступающим кадыком. На руках, покрытых татуировками и шрамами, виднелись старческие пигментные пятна, пальцы распухли от тяжелого труда. Он все еще продолжал заниматься ловлей креветок, но уже не мог работать полный день. Каждое утро он вставал до рассвета и возвращался домой к полудню.

– Ничего. Она села в машину и уехала.

Джеб Блейк крутил в руках первую сигарету из той дюжины, что позволял себе в течение дня, и смотрел на сына. Доктор многие годы напоминал ему, что курением он укорачивает себе жизнь, но, поскольку сам доктор умер в шестьдесят, Джеб Блейк не очень-то верил его прогнозам.

– Значит, впустую потратил время?

Гаррет удивился резкости его тона.

– Нет, пап, почему впустую? Я прекрасно провел вчерашний вечер. С ней легко разговаривать, и я с удовольствием провел время в ее обществе.

– Однако ты не хочешь встретиться с ней еще раз.

Гаррет отпил немного кофе и покачал головой.

– Пожалуй, нет. Я же говорил тебе: она приехала сюда в отпуск.

– Надолго?

– Не знаю. Я не спросил.

– Почему?

Гаррет взял еще одну упаковку сливок и добавил в кофе.

– Слушай, почему тебя это так волнует? Я пригласил с собой человека, мы приятно провели время. Мне больше нечего к этому добавить.

– А по-моему, есть.

– Что, например?

– Не возникло ли у тебя желания снова общаться с людьми, встречаться с другими женщинами?

Гаррет задумчиво помешивал ложечкой кофе. Ну вот, опять. Он уже привык к тому, что отец периодически допрашивает его, но сегодня у него не было настроения отвечать на его вопросы.

– Пап, мы уже говорили с тобой об этом.

– Знаю, но я переживаю за тебя. Ты все время один.

– Да не один я…

– Нет, один, – неожиданно мягко сказал отец. – Я же знаю.

– Мне сейчас не хочется спорить, пап.

– И мне тоже. Я уже сколько раз пытался, и все без толку.

Он улыбнулся и, немного помолчав, сделал еще одну попытку:

– А как она выглядит?

Гаррет ответил не сразу. Вчера он долго не мог уснуть, вспоминая прошедший вечер.

– Тереза? Она красивая. И умная. Очень обаятельная.

– Замужем?

– Кажется, нет. Сказала, что разведена, и я не думаю, что она поехала бы со мной кататься, если бы у нее кто-нибудь был.

Джеб внимательно следил за лицом Гаррета, когда тот говорил о Терезе. Потом снова склонился над своим кофе и выдал заключение: