Синдикат - Дина Рубина

— Что… где… что это?! Это где дельфины?!

— О, Господи, — зарыдала она, — мама, ты каквсегда ничего не знаешь! Это дискотека в Тель-Авиве, дискотека!!! Ребята пришлипотанцевать!

И монотонно, как заученную молитву, повторяя, — «онипришли потанцевать, они пришли потанцевать!», — закрылась в своей комнате.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Microsoft Word, рабочий стол,

папка rossia, файл sindikat

«…кажется, у Яши дома неприятности — он ходит потерянный икакой-то заспанный, вернее, недоспавший. Он мне бесконечно симпатичен — Яша.Рубашки всегда мятые. Видно, стиральная машина работает исправно, а вот двепары девичьих рук, что должны бы отца выпускать на люди с иголочки, занятычем-то другим. Чем?

Я переждала дня два, потом все-таки, на свой страх и риск,полезла в душу. В крайнем случае, пошлет меня к чертям. Сначала он мялся,недоговаривал, потом расстроился настолько, что все разом и вывалил на меня:

— Понимаешь, напрасно Москву выбрал. Надо было вкакую-нибудь тьмутаракань забиться, в какое-нибудь Сельцо под Брянском, гдеодна закусочная, под названием «Рюм.чная».

— В Сельцо синдиков не посылают.

— В том-то и дело… — расстроенно сказал он. —Выросли мои девки, нате-пожалуйста!.. Я ж их совсем не вижу. Где они шляются,чем заняты… На днях прихожу домой и застаю вальяжного такого господина вкресле…

— В твоем халате?

— Да нет, — он махнул рукой, — они вообще непо этой части, они очень нравственные девочки, если ты имеешь в виду разврат…Там похуже дела…

— Наркотики?! — ахнула я.

— Нет-нет, этого еще мне не хватало!.. Хуже, хуже…

— Подожди… — я встала, закрыла дверь своего кабинета,вернулась и заставила Яшу сесть на диван. — Извини, как родитель —родителю: что может быть хуже наркотиков и блядства?

Он посмотрел на меня измученными впалыми глазами и сказал:

— Непостижимая гениальность… — Он помолчал… — Не знаю —в кого это они, говорят, у моего деда Мини были выдающиеся математическиеспособности, только вот образование не удалось получить… Но эти… Понимаешь, оницифры, числа чувствуют на каком-то паранормальном уровне. Дело даже не в том,что у них замечательные математические данные, — таких людей навалом… Номои как-то видят… сквозь преграду, на расстоянии чувствуют… Как Вольф Мессинг…

— Ничего не понимаю, — сказала я. — Ну и что?В чем беда-то?

Яша оглянулся на дверь и прошептал:

— Они играют.

— На чем?

— Не на чем, а в карты… Бридж. Преферанс…

— Ну и что?

— А то, — в полном отчаянии проговорил несчастныйотец, — что их нанимают богатые люди — для игры. Вот как домушникималолеток запускают в форточку, чтобы дверь изнутри открыли… За ними охотятся,их перекупают…

— Я… не понимаю… — пробормотала я… — Никогда не игралав карты. Не моя область интересов… Объясни, пожалуйста…

— А чего тут объяснять, — он тяжело и как-топокорно вздохнул. — Бридж, «Роббер», игра математическая, основана натеории вероятности. Суть игры — обмен информацией. На основе заявления партнераты должен вычислить — какие карты у вас с партнером, какие у противника. Таквот, им даже не нужен никакой обмен информацией, они — обе — все карты просто видят,кожей, нюхом — не знаю чем, а кроме того, друг друга чувствуют за тысячикилометров, мысли читают…

— А сколько игроков в этой игре?

— Четверо, играют по двое, партнеры сидят друг напротивдруга. Крестом.

— И что?

Ну и богатые люди нанимают профессионала — играть впаре.

— А твои девочки…

— А мои девочки, — проговорил он упавшимголосом, — как раз и есть — профессионалы. И похоже, это уже знает всяМосква… кроме нашего департамента Бдительности…

Мы сидели с ним и молчали… Бедный Яша.

В тот раз я, кажется, пошутила — мол, по крайней мере, ониобеспечат твою забубённую старость… Но, честно говоря, не знаю — как относитьсяко всей этой оригинальной истории…»

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Московский филиал Синдиката являл собой зеркальное отражениеИерусалимского Центра, с той лишь разницей, что все департаменты в Центре былинеизмеримо многолюдней. На каждого синдика в Москве приходилось по десяткуначальников в Иерусалиме. И все они отчитывались результатами нашей работыперед Верховным Синдиком и Ежегодной Контрольной Комиссией ВсемирногоСиндиката. Можно лишь представить, сколько иерусалимских наездников сидело нагорбу каждого из нас, как пришпоривали они — каждый своего — мула, какпокрикивали и щелкали бичом над нашими задами, и без того облепленными оводами…

Время от времени по электронной почте я получала из Центрапослания от самых разных начальников: из Аналитического департамента, издепартаментов — Контролянад ситуацией, Кадровой политики, Стратегии глобальныхпроектов, из департамента Внедрения идей…

Первое время я пугалась, мучительно задумывалась над смысломпосланий, вытягивалась во фрунт, становилась под ружье, писала — кактребовалось в запросах — планы на будущее, или отчеты по прошедшему. Причем,отсылая электронные эти сообщения, переживала всегда одно и то же мистическоечувство: будто пуляю записку в черную утробу Вселенной: кому? зачем? кто еепрочтет?

Из-за специальной выделенной линии Интернета, послания —чавк! — улетучивались в мгновение ока. Было в этом что-то бесовское,сверхъестественное, пугающее…

Помню, на ответ по какому-то первому, бессмысленному запросуиз Центра, я заставила работать три дня весь свой департамент. Отослала отчет истала ждать реакции. Ну, не «спасиба», — я была уже не стольнаивна, — но хотя бы какой-то знак! Спустя неделю послалаписьмишко, — ребята, мол, ау, как там с нашим отчетом? В ответ — великоемолчание Вселенной.

Наконец я поняла, что начальству не нужны никакие моиинициативы. А вот что нужно — неведомо. Тогда и я перестала отзываться,вытягиваться в струнку, бить поклоны и выстраивать на плацу свой взвод. Увидевзнакомый адрес и заглянув на минутку в требования очередного начальника илиобнаружив очередную цветную диаграмму, движением указательного пальца по«мышке» я вышвыривала из почты этот мусор.

Однако среди прочего барахла время от времени сталипоявляться письма, резко отличающиеся по тону и стилю от посланий остальнойсиндикатовской братии.

Отправитель — он подписывался именем Азария — ничего от меняне требовал, только горестно сообщал о жертвах новых терактов, обличалбезобразия в самых разных областях жизни Израиля и России, размышлял надистоками нынешних бед нашего народа и даже пророчествовал, цитируя священныетексты.