Когда деревья молчат - Джесс Лури
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– В каком это смысле?
Уэйн пожал плечами, только как-то странно, будто кто-то другой потянул за ниточки на его плечах.
– Уэйн? – спросила Сефи.
Он не собирался отвечать, поэтому я задала вопрос, который вертелся у нас с Сефи в головах:
– На тебя тоже напали?
Он резко встал и направился к задней части автобуса. Ребята из средней школы никогда там не сидели. Это было неписаное правило, просто само собой разумеющееся. Мы с Сефи молчали до тех пор, пока все, включая ребят из Впадины, не вышли из автобуса. Без Уэйна и его странной злой печали мы наконец-то смогли расслабиться. В конце концов, это был последний школьный день.
Карл даже согласился включить радио, когда прозвучал «Удар». Я уже обожглась, думая, что «Это спорт» Оливии Ньютон-Джон была о физических упражнениях, поэтому я предположила, что и эта песня тоже о сексе.
Один за другим ребята высыпались из автобуса, пока не остались только мы с Сефи, задыхавшиеся от гравийной пыли, летящей в открытые окна, когда Карл проезжал мимо старого дома Свенсонов, в который на прошлой неделе переехала новая семья. Я почти не обращала на это внимания. Лето. Я чувствовала себя дикой и большой, больше автобуса, огромной, как небо.
Прямо по курсу стоял дом Гоблина. При взгляде на него мне пришла в голову самая лучшая идея.
– Сефи! Давай пойдём стырим дикую землянику у канавы Гоблина.
Она так сильно тряхнула головой, что волосы упали ей на глаза.
– Ты чокнулась.
– Вот и нет!
Я встала, схватила свой рюкзак и крикнула Карлу:
– Высадите нас здесь, пожалуйста!
Карл никогда много не говорил, и он был похож на сварливого пса, но он раздавал мармелад на Хэллоуин и Пасху, не стал кричать на ребенка, которого стошнило в автобусе, и остановил драку пару лет назад, но так никого и не выдал. На прошлой неделе он пялился на некоторых из нас дольше обычного, но мне показалось, что с тех пор, как на Краба напали, во всех автобусах было то же самое.
Карл что-то буркнул в ответ. Интересно, чем летом занимаются водители автобусов? Строительными работами? Как бы то ни было, он съехал на обочину, включил мигалку и нажал на стоп-сигнал.
– Пошли, Сефи! – запищала я, не оборачиваясь, потому что знала, что она идёт за мной, даже если бы не слышала её шагов по асфальту. Мы смотрели, как отъезжал автобус, загромыхавший по дороге и затем скрывшийся за нашим домом.
– Папа разозлится, что мы рано сошли с автобуса.
– Он даже не заметит, – сказала я, хватая её за руку. – А если и так, скажем ему, что нам хотелось сорвать землянику. Он только посмеётся.
Сефи ничего не ответила. А говорить было и нечего, потому что мы уже стояли там. Я зашагала, шурша гравием, пока не оказалась на краю канавы, отделявшей общественную дорогу от частной земли Гоблина. Летние жуки жужжали и щёлкали. Я почувствовала запах клевера и густой, резкий запах мокрых от дождя дорожек. Канава петляла вниз, песчаная у дороги, становясь зеленой по мере приближения к дому Гоблина, а между ними – клочок ранней дикой земляники, рубиновые камни, какими я их и помнила.
Я сглотнула. Уверена, они на вкус как розовый лимонад, сладкий и радостный.
Домик Гоблина находился в сотне ярдов от клочка с дикой земляникой. Сефи указала на вбитый в землю знак «Посторонним вход воспрещен». Я поджала губы.
– Ягоды находятся на нашей стороне знака. Формально мы и не попадём на его территорию. Ну же, Сефи. Живём один раз.
Я думала, что мне придётся ещё убеждать её. Но я ошиблась.
До сих пор я не знаю, что заставило Сефи броситься через канаву и схватить эти ягоды, как голодное животное. Это я всегда была ведущей, всегда шла по краю, но вдруг, без предупреждения, она так взбесилась. Было похоже, будто ей эти ягоды были нужнее, чем дыхание.
Я смеялась, когда сделала первый шаг к канаве, следуя за ней. Она выглядела такой глупой, запихивая землянику в рот, как взбесившийся Коржик[11]. Клянусь, она даже издавала булькающие звуки. Я продолжала хихикать, приближаясь к ней, и смеялась бы и дальше, если бы собака Гоблина не унюхала нас и не начала лаять за дверью так, будто отбивала ритм.
Мы обе застыли.
Мгновение спустя Гоблин выскочил из своего домика с дробовиком в руке, у ног прыгал свирепый пес. Из-под полей шляпы был виден только рот Гоблина: искривившаяся красная полоска. Он щелкнул дробовиком, и треск эхом разнесся по окрестностям.
Сефи закричала. Я тоже.
Мы побежали к нашему дому, не оглядываясь.
До дома была почти миля, но мы пробежали эту дистанцию в рекордное время, причём так быстро, что кроссовки шлепали нас по задницам. Как только мы оказались в безопасности по другую сторону нашего почтового ящика, то, хихикая, повалились на траву. Я чувствовала себя такой живой. Мой бок кололо от быстрого бега, и мне было больно смеяться, но я не могла перестать хохотать.
Оглядываясь назад, я думаю, что бы сейчас с нами было, съешь и я тогда этих ягод.
Несправедливо, что только Сефи должна была это вынести.
Пели птицы, воздух был наполнен звоном сверчков, из-под подошв наших кроссовок доносился зеленоватый запах раздавленных папоротников, кудахтали куры в курятнике, а вдали гудела машина.
Но поблизости не было слышно ни молотка, ни косилки, ни пилы, ни сварки.
– Не слышу, чтобы папа работал, – наконец сказала я, всё ещё сидя на земле, и хихиканье стихло.
– Я тоже. – Сефи встала, отряхнулась и протянула мне руку. Похожий на крысу чёрный кот подбежал к ней, извиваясь между ее ног.
– Привет, Дурашка, – сказала она, гладя его. Я назвала его так потому, что он позволял всем себя гладить, но особенно ему нравилась Сефи.
– Наперегонки до дома! – крикнула я, рванув вперёд.
Она даже не попыталась меня догнать. Наверное, теперь, когда спал адреналин погони от Гоблина, она снова вспомнила про письмо.
– Сюда!
Мама стояла на коленях в саду площадью в один акр у подножия холма, уходившего вдаль от подъездной дорожки и сарая. Она помахала лопаткой. Мой желудок сжался. Неужели она хотела поработить нас в саду в последний школьный день? Что вообще она делала дома в такую рань?
– Я знаю, что ты меня видишь! – крикнула она, смеясь, когда я заколебалась.
– Мам! – заныла я. – Ну можно нам сегодня отдохнуть?
– Да, Пег, – отозвался папа сзади меня. Я подпрыгнула. Я не слышала его шагов. – Можно девочкам сегодня отдохнуть?
В его зеленых глазах плясали огоньки. Он держал альбом для рисования с рисунком тигровой лилии на открытой странице. Из этого получится великолепная скульптура. Я наклонила голову, оценивая его настроение и уровень алкоголя. Он казался одновременно трезвым и счастливым, что не имело никакого смысла. Я бросила нервный взгляд на Сефи. Судя по выражению её лица, она была столь же растеряна.