Лейк-Фроумский Кошмар - Артур У. Апфилд

не аборигены ли пошли в атаку? Где-то на гигантской этой территории, где на одного жителя приходится десять, а то и более квадратных миль, сидит на корточках у маленького костерка человек. А может, даже и не один, а двое-трое черных. Старики глядя на которых и не подумаешь, что они все еще активно участвуют в управлении племенем. Этим людям ведомы секреты, доставшиеся им по наследству от тысяч предыдущих поколений. Они обладают способностями, которые из страха перед законами белых и по собственной лености до поры до времени держат втуне.

Когда Бони прибыл в Квинамби и к Изгороди, аборигены вели себя совершенно спокойно. Однако теперь он распустил через Ньютона слух, будто он — Бони — на самом деле вовсе и не фэнсер, а сотрудник уголовной полиции. И этим всполошил черных. Они спорили несколько дней и ночей и наконец пришли к заключению, что от метиса необходимо отделаться. Ибо они хранят тайну, которую он раскрыть не должен.

Что могут говорить о нем старики у костра? Как оценивают они ситуацию? Этот метис живет как белый и кормится случайной работой на фермах. Так, по крайней мере, кажется. Говорят, правда, будто он полицейский, но доказательств тому нет. Поэтому силу применять здесь не следует, а вот попытаться пустить в ход искусство внушения, пожалуй, стоило.

Так вот и сидели они на корточках у костерка, объединяя свои силы внушения, чтобы лишить Бони душевного равновесия. Первым делом они попытались усыпить его, как поступает всякий гипнотизер, чтобы сделать пациента восприимчивым к его приказам.

Заподозрив, что странное недомогание объясняется отнюдь не употреблением колодезной воды, Бони уверился в том, что черные с помощью телепатии начали свою первую осторожную атаку. А это уже доказательство, что аборигены что-то скрывают и это что-то определенно связано каким-то образом со смертью Мэйдстоуна. Нельзя не учитывать и другую причину, хотя и очень слабую: может, Нуггета просто не устраивал перевод с «его» участка Изгороди на другой, и он попросил свое племя что-нибудь предпринять. Одно не вызывало сомнений — Бони был метис, и хотя в нем смешались пополам черная и белая кровь, наследство, полученное от черных предков, было все же сильнее, чем доставшееся от белого отца. Поэтому для або он представлял собой более легкую жертву, чем белый человек.

Бони знал, что это был страх, который может убить. Несмотря на все врачебное искусство, множество людей умирает от чистого страха. Давно ведь известно, что между психическими заболеваниями и душевной дискомфортностью существует определенная взаимозависимость. Он знал также, что передача мыслей — не фантазия. Было доказано, что телепатическая передача возможна даже на большие расстояния.

Бони ясно понимал: наследство черной расы в нем доминирует, а предания або гласят, будто человек должен умереть, если направить на него колдовскую косточку. Здесь дело не только в суевериях, как у белых, страх как переживающих, если черная кошка перебежит дорогу, потому что родители с детства говорили им, что это сулит несчастье. Бони и прежде страдал уже от конфликта между интеллектом и эмоциями. Однажды он тяжело заболел. Тогда на него направили целых пять колдовских косточек да еще в придачу орлиные когти. Это была месть племени кальхутов — всего лишь за то, что он разыскивал убийцу человека, причинившего вред кое-кому из их племени. Одно лишь редкостное стечение счастливых обстоятельств спасло его в тот раз. А теперь, значит, снова? Нет, воля к жизни в нем сильна, и просто так его не возьмешь. Впустую стараются черные волхвы добывать чародейный порошок, отворяющий тело, чтобы в него могло проникнуть исходящее из колдовской косточки волшебство. И все же депрессия с усталостью — начальные стадии колдовства с косточкой — могут изрядно помешать его розыскам.

Правда, у него было и преимущество. Аборигены отлично знали, что смерть человека здесь, в буше, неминуемо вызовет полицейское расследование и, чего доброго, может грозить им даже процессом по обвинению в убийстве. Тут следовало все очень точно взвесить и лишь после многодневного обсуждения у костра решить, доставать или не доставать один из священных камней Мауиа. Эти камни обладают волшебной силой, и их тщательно прячут. Камень надо скрести, пока не наберется достаточно пыли, которой можно бы посыпать спящего инспектора Бонапарта.

«У меня остается лишь один выход! — думал Бони. — Я должен немедленно пресечь акцию аборигенов. В жизни много всякого, но одно-то уж я твердо усвоил: опасности надо смотреть в глаза!»

Он посидел немного, глубоко уйдя в свои думы. Ему вспомнилось вдруг, что в день отъезда из дома он совсем упустил из виду кое-что. Бони открыл свой потертый чемодан и ощупал карманы спортивной куртки, что была на нем, когда он прибыл в Квинамби.

Инспектору потребовалось на это всего несколько минут, потом он оседлал Рози и отправился в Квинамби. Это была долгая, утомительная скачка, поскольку место расположения лагеря аборигенов он точно не знал. Наводить справки в центральной усадьбе ему не хотелось: незачем настораживать або раньше времени. Важно было приехать до рассвета, а это вдвойне затрудняло поиск лагеря. Да и отыскав его, все равно пришлось бы искать Старого Мозеса и знахаря, ибо Бони не сомневался, что оба они — главные закоперщики направленных против него козней.

Бони обогнул центральную усадьбу и поехал дальше, пока не достиг тропы, которой пользовались работающие на ферме аборигены, и поскакал вдоль нее, держась, однако, на некотором удалении. Наконец он добрался до скопления примитивных, сооруженных из древесной коры и оцинкованной жести хижин. Это, надо полагать, и был аборигенский лагерь.

В небе сияла полная луна. Кроме нескольких страдающих бессоницей собак, ничто не нарушало ночной покой. Бони остановился и огляделся. Чуть поодаль темнела стайка мульговых деревьев — то, что ему и требовалось. Он подъехал, спешился и привязал Рози к одному из стволов. Позади лагеря громоздились скалы. Не иначе именно там и находилось тайное убежище знахаря и его помощников. Инспектор крадучись двинулся туда. Пройдя первую скальную гряду, он оказался на обрывистом берегу затерявшегося в скалах пересохшего ручья.

Бони осторожно двинулся дальше. Лунный свет был столь ярок, что он без труда мог обходить сухие ветки, не выдавая себя преждевременно громким треском. Ночь была холодная, но ладони его взмокли от пота. Он все еще никак не мог стряхнуть с себя страх — кровное наследие своих черных предков. Вдруг он остановился. Из-за скалы поднимался дым маленького костерка. Бони продолжал свой беззвучный путь, зорко вглядываясь в ночь и оставаясь невидимым для других.

Три аборигена сидели на корточках вокруг