Ищи меня за облаками - Наталия Миронина

Первая часть прошла быстро – после многословной тетеньки больше никто не выступал, и председательствующий объявил:

– А сейчас самая интересная часть нашего мероприятия – выступления наших уважаемых коллег. Сегодня буду прочитаны новые стихи. Стихи, которые особенно дороги авторам, стихи, которые были отмечены премиями и наградами.

Все захлопали, а председательствующий пригласил на сцену поэтов. Антон, извинившись, протиснулся мимо не успевшей привстать Инны, наступил ей на ногу, ничего не заметил и быстрым шагом направился к сцене. Соломатина наблюдала за его худощавой фигурой. Вот все приглашенные расселись, было сказано еще несколько общих фраз, и чтения начались. Первым выступил «поэт от авиации», как зло и остроумно когда-то сказала Соломатина. Стихи этого человека изобиловали техническими терминами – фюзеляж, закрылки, тяга, реверс и прочее. За всем этим терялись чувство и смысл. Соломатина не любила такие стихи. Затем пошла любовная лирика. Маленькая женщина с писклявым голосом прочитала что-то полуприличное не из-за натурализма, а из-за личных интонаций. Соломатина давно заметила, что как только кто-то начинает личное смешивать с творчеством, так сразу становится неловко. Будто бы ты читаешь чужую медицинскую карту про анализы и осмотры. К счастью, писклявая авторша пробыла недолго. Когда она, шатаясь на высоченных каблуках, спускалась со сцены, кто-то в зале уронил что-то тяжелое. Поэтесса вскрикнула жеманно и картинно вскинула руки, обращаясь к сидящим в первом ряду. Соломатина вдруг поняла, что любовь, о которой в стихах рассказала поэтесса, не более чем фантазия. В жизни этой женщины вряд ли было то сильное чувство, настолько сильна была жажда и готовность к отношениям. Сделав такой вывод, Соломатина обругала себя – желчность и предвзятость не самые хорошие качества. И в этот момент к микрофону подошел Антон. Он стоял на сцене безумно красивый. Инна только сейчас обратила внимание на то, как отросли его волнистые волосы, как идет ему черное и как уверенно он держится.

– Я начну с новых стихов. Я написал их вчера, – сказал Антон и сделал шаг в сторону от микрофона. «Красавец. Романтический красавец. Просто принц!» – произнес чей-то женский голос тихо с придыханием. Соломатина поняла, что про Антона. Про ее Антона. Пьяных тем временем мгновение молчал, он дождался, когда в зале станет тихо, а затем начал читать. И Соломатина, которая уже много раз слышала его, поразилась этому умению. Он не завывал, как это делают почти все поэты, читающие свои стихи. Он читал спокойно, с выражением, но без мелодраматизма. Так читают актеры, умеющие обуздать стремление «показать искусство». Так читают для себя, для близких. Соломатина, каждый раз замирающая от страха, что ей будет стыдно или неловко за Антона, улыбнулась и стала слушать внимательнее. То, что она услышала, потрясло ее. Антон читал про любовь, но любовь, в которой нет счастливых. И оба об этом знают, но поделать ничего не могут. Они не могут разойтись, они не могут остаться вместе. Они могут только умереть. Соломатина не верила своим ушам – про любовь, которая ведет к смерти, Антон написал так просто и так обыденно, словно он писал про что-то каждодневное. Не было в его стихах слезливости, не было грубости, не было личного надрыва. Антон рассказывал о том, что случается на свете. Но Соломатина-то знала, что он говорит о них. Инна почувствовала, что сейчас разревется, притворилась, что должна ответить на телефонный звонок, выползла из своего кресла и тихо покинула зал. Там, за дверями, она перевела дух и разрыдалась. Вовремя выхватив бумажный платок, она закрыла лицо.

– Вам плохо?! – спросил женский голос, кто-то взял ее под руку. – Давайте пройдем в наш ресторан. Там вы сможете сесть и воды выпьете. Или чаю.

Соломатина поняла, что о ней позаботилась девушка-администратор.

– Простите, мне так неудобно, но там так душно, и что-то я совсем раскисла, – произнесла Соломатина.

– Ничего страшного. Может, врач нужен?

– Что вы? Все хорошо. А вот воды… или чаю, действительно…

– Отлично, пойдемте.

Через минуту они уже были в ресторане. Соломатина выбрала самый укромный столик, вокруг нее захлопотали официанты.

– Вот чай, вода, комплимент от отеля, – улыбнулась администратор и, довольная, оставила Соломатину одну.

«А ты, голубушка, психопатка. То злость, то истерика…» – подумала о себе Соломатина. Она отпила воды, потом заглянула в маленький пузатый чайничек – там аппетитно пах «Эрл Грей». На тарелочке лежало разное печенье. Инна, горько вздохнув, надкусило одно. Сейчас после стихов, которые написал Антон, ей все предстало в ином свете. И она опять вспомнила Татьяну Алексеевну. Получалось, что вместе с Антоном им не быть. Не получится у них, не смогут они, не вытянут. Она сама все это вчера поняла и сама об этом сказала Антону. Но что же делать, если сейчас она и подумать не может, что расстанется с ним. Она же его любила. И он ласковый любовник, и вообще с ним хорошо, он же не виноват, что вот такой – не от мира сего, немного странный, красивый, нервный, рассеянный, иногда почти ребенок. Господи, а она его выгнала! А до этого его Кулько выгнала! Что же делать – он любит ее. Она точно знает. Боже, как поступить, если твоя жизнь вдруг зашла в тупик? Вместо ясных целей, безоблачных дней, любви сплошное хмурое утро, неудачи и ссоры. Что делать в таком случае? Соломатина шмыгнула носом и сделала то, что на ее месте сделала бы любая женщина – она тихонько заплакала. Почти заскулила, жалея себя, Антона, зачем-то жалея подлую подругу Аню Кулько и заодно всех остальных.

К счастью, ее усадили в укромный уголок, да и в ресторане было малолюдно. Плача, Соломатина заметила пожилую пару, сотрудницу отеля, устроившуюся вблизи бара с гроссбухами, да группу каких-то мужчин. Все были заняты своими делами. Пенсионеры пили кофе, сотрудница что-то подсчитывала на калькуляторе, мужчины о чем-то негромко спорили.

– Если ты поставишь здесь колонну, будет п…ц! – донеслось до Соломатиной.

Она улыбнулась сквозь слезы – сказавший сидел к ней спиной, Инна видела, как он непроизвольно посмотрел по сторонам – не слышал его кто? Мат и вообще грубость Инна не любила, но в данном конкретном случае слово прозвучало не грубо, а лихо и весело. В ответ на это собеседники говорившего загалдели – послышались одновременно и возражения, и одобрения. Что характерно, и та и другая оценка сопровождалась тем же самым словом. Соломатина забыла про слезы – сцена была смешная. И мужики были смешные. Они сидели за круглым столом, повесив пиджаки на спинки стульев, перед ними были разложены чертежи, по нему таинственными фигурами передвигались солонка, перечница, кофейные ложки. «Этот модуль должен располагаться слева!» – твердил один из них и перевозил солонку на левый край чертежа. Одновременно другой тянулся за той же солонкой:

– Б…, Шур, тебе же говорят, нельзя. Опора не выдержит!

Гвалт усиливался, все одновременно передвигали предметы по чертежу.

– Мужики! Да в расчетах все есть, нельзя взять и просто так поменять местами эти части! – повышал голос тот, который сидел спиной к Соломатиной.

– Может, пересчитать и переделать чертеж? – подал кто-то голос.