Младший - Ольга Карпович

* * *

Снег сыпал и сыпал, словно собираясь замести Москву по самые крыши: широкие проспекты, улицы и переулки, все парки и скверы, заколоченные на зиму фонтаны, хмурые темные памятники, золоченые купола церквей, широко раскинувшие руки — мосты, темно-красные старинные особняки, гранитные высотки, приземистые хрущевки, одинаковые блочные многоэтажки и древние кремлевские башни. Алеша захлопнул форточку, отошел от окна и растянулся на диване, закинув голову и глядя в потолок. В углу у наружной стены побелка слегка потрескалась. Он вспомнил, как несколько лет назад они занимались ремонтом вместе с братом — Леня стоял на стремянке в смешной свернутой из газеты шапке и с кистью в руках, а сам он таскал ведра с побелкой. Бабушка командовала с порога: «Три слоя не клади, побелка денег стоит». А мать, проходя по коридору, вздыхала: «Мальчики, только не убейтесь, пожалуйста!» Казалось, это было тысячу лет назад, еще до того, как Леня получил травму, до того, как сам начал всерьез о чем-то задумываться. Вся та, прошлая жизнь казалась теперь сплошным залитым солнцем летним полднем. И странно было, что вот так, в одночасье, ушла эта легкость и жизнь, настоящая, невыдуманная, навалилась всей своей тяжестью.

«Оказывается, это так больно — взрослеть, становиться самостоятельным, учиться принимать решения и самому отвечать за свои поступки», — размышлял Алеша, устало прикрыв глаза. Он и сам до конца не понимал, почему все так разом переменилось. Как будто история с Верой расколотила вдребезги весь его уютный беспроблемный мирок, а его самого схватила за шиворот и изо всех сил шваркнула о бетонную стену. Он не знал, почему оказалось невозможным после всего пережитого вернуться к обычной жизни, ходить на тренировки, готовиться к чемпионату, слушаться брата. Все это в одночасье оказалось запятнанным, гадким, невыносимым. Он больше не мог спокойно разговаривать с Леонидом, общаться с приятелями из сборной как ни в чем не бывало. Требовалось переменить все: от начала и до конца. Должно быть, поэтому он так и ухватился за неожиданное предложение Олега попробовать свои силы в кино.

И теперь, когда существование постепенно вошло в колею, когда нашлось дело, не навязанное извне, а выбранное им самим, когда появились знакомства, в которых он не обязан был ни перед кем отчитываться, Леша неожиданно понял, что дорожит завоеванной свободой. Наверное, потому и не поехал провожать Леонида в аэропорт. Слишком тяжело далось ему взросление, слишком страшно было снова уступить и попасть под влияние брата. Наверное, это было жестоко. Ведь брат по-настоящему любил его, да что там, и у самого Алеши никого ближе в жизни не было. Но иногда приходится поступать жестоко, даже помимо собственного желания. Это парень понял только сейчас.

* * *

В дверь позвонили. Он поднялся с дивана и нехотя пошел открывать, гадая, кто бы это мог заявиться так неожиданно. На пороге стояла Марианна, закутанная в пушистую шубу, заснеженная, с покрасневшим от холода носом.

— Привет, — удивленно поздоровался Алеша.

Он давно не видел девушку у них в доме. Должно быть, Марианна не захотела простить Ленин отъезд и они с братом поссорились. Парень посторонился, пропуская ее в квартиру.

— Уехал? — коротко спросила девушка.

— Угу, — кивнул Алеша.

— Ясно.

Она повесила шубу на крючок, стянула сапоги, заговорила неестественно весело:

— А я, знаешь ли, мимо проходила. На улице так метет, ужас просто. Дай, думаю, зайду, может, чаем меня напоят по старой дружбе.

— Конечно! Молодец, что пришла! — дружелюбно отозвался Алексей.

Они прошли на кухню. Марианна села к столу, обхватила ладонями чашку с чаем, согревая заледеневшие пальцы. Алеша расположился напротив.

— Ты-то как поживаешь? — с дежурным интересом спросила девушка.

— Нормально, — качнул головой Лазарев. — Через неделю во Львов еду, на съемки.

— А-а, да-да, понятно, — покивала она.

Дальше разговор не клеился. Оба пытались заговорить о чем-то и осекались, натыкаясь взглядами на пустующий Ленин стул. Марианна, опустив голову, машинально сгребала пальцами крошки печенья со стола. Алеша встал, прошелся по кухне, зачем-то поправил отрывной календарь на стене.

— А можно мне… в его комнату? — вдруг спросила гостья. — Мне там… Мне нужно…

— Конечно, — развел руками Алеша. — Чего ты спрашиваешь.

Девушка с явным облегчением выскользнула из кухни и скрылась в коридоре. Леша собрал со стола чашки, поставил их в раковину. Над домом прогудел самолет. Парень выглянул в окно и увидел мелькающий в сером небе стальной корпус. Кто знает, может быть, это брат летит там, в облаках, уносясь в другую, неведомую жизнь. Скоро вернутся мать и бабушка, и все пойдет своим чередом, только без Лени. Так странно и непривычно. Наверно, долго еще старуха будет по привычке накрывать стол на четверых.

Марианна все не показывалась, и Алеша решил посмотреть, не нужно ли ей чего. Он осторожно приоткрыл дверь в комнату брата. Сразу бросились в глаза темные прямоугольники на выцветших обоях, оставшиеся на местах, где были пришпилены Ленины спортивные грамоты. Увез, значит, с собой? Странно, зачем они ему? Где валяются свидетельства его собственных достижений, Алеша даже не помнил.

Марианна ничком лежала на диване, уткнувшись в жесткий, обитый дерматином подлокотник. Плечи ее судорожно вздрагивали. Алексей на мгновение испугался, хотел тихонько выйти, сделать вид, что ничего не видел. Честно признаться, он не очень-то умел утешать, находить нужные слова. Затем взял себя в руки, шагнул в комнату и опустился на край дивана.

— Ну что ты! — он осторожно погладил Марианну по плечу.

Девушка повернула к нему покрасневшее от рыданий лицо. Щеки пошли пятнами, губы распухли, лишь глаза, казалось, стали еще ярче, живее, так и блестели сквозь набегавшие слезы.

— Я не могу, не могу… — бессвязно проговорила она.

— Успокойся, Мариш, — он привлек ее к себе.

Девушка уткнулась лицом в его плечо и еще сильнее затряслась от душивших рыданий. Алеша гладил ее по пушистым волосам, похлопывал по спине, говорил какую-то ласковую успокоительную чушь:

— Ты ведь такая красивая, такая умная. Надо терпеть, надо жить дальше. Все равно ничего не исправишь…

Он чувствовал ее прерывистое дыхание на шее, ощутил, как коснулись кожи мокрые ресницы. Марианна неожиданно крепче прижалась к нему, словно ища защиты, опоры в этом внезапно опустевшем мире, обхватила руками его плечи, подняла заплаканное лицо. И Алеша, не чувствуя почти ничего, кроме бередящей душу жалостливой нежности, поцеловал ее в соленые от слез губы.

* * *

По узкому проходу между кресел самолета двинулась улыбчивая блондинка, толкая перед собой тележку с упакованными в пластиковые коробки обедами.

— Что будете пить, сэр? — остановилась она перед Леонидом.

— Бренди, — коротко ответил он.