Из тьмы - Дэвид Вебер

собственным персоналом, - размышлял Стивен Бучевски, когда ему снова не удалось найти удобный способ усесться в "кресле" военного образца в спартанском брюхе большого C-17 Глобмастер.. К черту пытку водой! Если бы он был джихадистом, он бы выпустил свои кишки в течение часа, если бы они пристегнули его к одному из них!

На самом деле, он предполагал, что большая часть проблемы проистекала из его шести футов и четырех дюймов роста и того факта, что он был сложен скорее как нападающий, чем баскетболист. Ничто, кроме коммерческого места первого класса, на самом деле не подходило человеку его габаритов, и ожидать, что американские военные ранга E-8 будут летать коммерческим первым классом, было бы примерно так же реалистично, как его выдвижение в качестве кандидата в президенты. Или, возможно, даже немного менее реалистично. И если он хотел быть честным (чего он не сделал), он также должен был признать, что еще больше ему не нравилось отсутствие окон. Было что-то такое в том, чтобы часами находиться запертым в трубе из сплавов, пока она с шумом вибрирует в небе, что заставляло его чувствовать себя не просто закрытым, но и пойманным в ловушку.

Что ж, Стиви, - сказал он себе, - если ты так несчастен, ты всегда можешь попросить пилота выпустить тебя, чтобы ты проплыл остаток пути!

Эта мысль заставила его усмехнуться, и он посмотрел на часы. Расстояние от Кандагара до Авиано, Италия, составляло примерно три тысячи миль, что превышало нормальную дальность полета C-17 на пару сотен миль. К счастью - хотя, возможно, это не совсем подходящее слово - он успел на редкий рейс, возвращавшийся в Штаты почти пустым. Где-то военно-воздушным силам очень нужна была большая птица, поэтому они хотели, чтобы она вернулась домой в кратчайшие сроки, а с дополнительным топливом и полезной нагрузкой всего в тридцать или сорок человек она могла бы совершить весь перелет из Кандагара в Авиано без дозаправки. Это означало, что он мог рассчитывать на шестичасовой полет, при условии, что они не столкнутся с каким-либо неблагоприятным ветром.

Он предпочел бы отправиться в путешествие с остальными своими людьми, но в итоге ему пришлось разбираться с последними документами по возврату оборудования роты "Браво". Просто еще одна из тех маленьких приятных обязанностей, которые выпали на долю главного сержанта. С другой стороны, несмотря на менее роскошные условия на борту его воздушной колесницы, его общее время в пути было бы значительно короче благодаря случайной доступности этого рейса. И одна вещь, которой он научился за годы службы, - это спать где угодно и когда угодно.

Даже здесь, - подумал он, устраиваясь в позе, в которой, как он мог убедить себя, было немного удобнее, и закрывая глаза. - Даже здесь.

* * *

- Папа! - четырехлетняя Шэнайа протянула руки, широко улыбаясь, когда она бросилась с пяти ступенек вниз по лестнице в объятия своего отца с абсолютно бесстрашной уверенностью, что папа поймает ее. - Ты дома - ты дома!

- Конечно, я тут, Панкин!

Голос Бучевски почему-то прозвучал странно для его собственных ушей, но он рассмеялся, подхватывая из воздуха маленькое, мечущееся тело. Он прижал крепкую, но нежную маленькую девочку к своей груди, подсунув одну руку ей под попку, чтобы она могла сесть, в то время как другая рука обвилась вокруг ее спины, чтобы он мог пощекотать ее. Она завизжала от восторга, пригнув голову, пытаясь прижать руки к бокам и поймать его щекочущие пальцы. Ее маленькие ручки поймали его единственную большую, один кулачок сжался вокруг его большого пальца, другой вокруг указательного, а ее ступни забарабанили по его грудной клетке.

- Прекрати это! - засмеялась она. - Прекрати это, папочка!

- О, конечно, это то, что ты говоришь! - усмехнулся он, прижимаясь губами к ее затылку и сильно дуя. Она снова взвизгнула от этого трепещущего звука, и он выпрямился достаточно, чтобы вместо этого поцеловать ее в макушку.

- Меня тоже, папочка! - возмущенно потребовал другой голос. - Меня тоже!

Он посмотрел вниз, и когда увидел пятилетнюю Ивонн, то понял, почему его собственный голос звучал немного странно. Шэнайа была на три года старше Ивонн, так что единственный способ, которым им обоим могло быть по четыре года - а он знал, что это был его любимый возраст для них обоих, - был во сне. Он слышал свой собственный голос, как будто он был записан и воспроизведен ему, и все знали, что это всегда звучало немного "не так".

Его спящий разум распознал этот сон, и какой-то маленький уголок его сознания понял, что он, вероятно, видит его из-за развода. Потому что он знал, что будет видеть своих девочек еще меньше, как бы сильно они с Триш ни старались. Потому что он любил их так сильно, что независимо от того, где он был, его руки все еще тосковали по этим стройным, подвижным, извивающимся маленьким телам и ощущению этих маленьких, любящих рук на его собственной шее.

И из-за того, что он знал эти вещи, из-за того, что он жаждал их с такой мучительной интенсивностью, его разум отвернулся от осознания того, что он видит сон. Отвернулся от шума и вибрации транспортного самолета и зарылся глубоко-глубоко в это любящее воспоминание о моменте во времени, который на самом деле никогда не мог произойти.

- Конечно, тебя тоже, милая Букашка! - засмеялся Стивен Бучевски из сна, наклоняясь и обнимая Ивонн одной рукой, поднимая ее в свои объятия. Он держал обеих своих маленьких дочерей - одну на сгибе правой руки, другую на сгибе левой - и осыпал их папиными поцелуями.

* * *

Внезапный, резкий поворот на правый борт выдернул Бучевски из сна, и он начал выпрямляться на своем неудобном сиденье, когда поворот стал еще круче. Удвоенный, рокочущий вой двигателей большого транспорта подсказал ему, что пилот также радикально увеличил мощность, и все его инстинкты подсказывали ему, что ему бы не понравилась причина всего этого, если бы он знал, в чем она заключалась.

Что в любом случае не удержало его от желания узнать. На самом деле...

- Слушайте все! - раздался резкий, сдавленный от напряжения голос по внутренней связи самолета. - У нас небольшая проблема, и мы отклоняемся от Авиано, потому что Авиано там больше нет.

Глаза Бучевски расширились. Несомненно, кто бы это ни был на другом конце интеркома, он, должно быть, шутит,