Большая книга ужасов. 63 - Елена Арсеньева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как засвищет Соловей да по-соловьему,
Закричит, злодей-разбойник, по-звериному,
От его ли от посвиста соловьего,
И от его ли от покрика звериного
Все-то травушки-муравы заплетаются,
Все лазоревы цветочки осыпаются,
Темны лесушки к земле все приклоняются,
А что есть людей – то все мертвы лежат…
Наверное, если бы здесь были люди, они и впрямь лежали бы все мертвы, но мы с Ликантропом, оборотни, это дело пережили. Не скажу, что легко, но – пережили… Я даже зубы, вцепившиеся в ведьминскую руку, не разжал. И заставил-таки ее выпустить топор!
И только ощутив, как под моими зубами кожа ее покрывается совиными перьями, я запоздало удивился, что, оказывается, запросто преодолел защитную стену. Можно сказать, своим телом ее пробил!
Ведьма стремительно превращалась в сову, но змеи, перепугавшись ее ужасного вопля, пытались вернуться под защиту балахона, бестолково мельтешили вокруг ее ног, обвивались вокруг шеи. На какой-то миг Ноктуа сделалась ужасным существом с совиной головой и крыльями, человечьим туловищем и птичьими когтями на ногах. Но тут же зубы мои соскользнули с ее жестких перьев, карга стряхнула меня наземь и только собралась взлететь с болтающимися на хвосте змеищами, как на нее кинулись и Белый Волк, и мой брат, который теперь смог пробиться на помощь.
Они на нее кинулись, как Аслан на Белую Колдунью, и шансов у совы, конечно, не осталось…
От нее только пух и перья полетели под их когтями и зубами! Змеи, успевшие с ведьмы свалиться, улизнули в траву, и долго еще до меня доносилось трусливое шуршанье и легкий свист – это они пытались ускользнуть в глубь леса и скрыться там. Мне неохота было их преследовать – я понимал, что без карги они стали просто змеями: будут сидеть теперь под какими-нибудь коряжинами и с тоской вспоминать прежнюю житуху!
От ведьмы уже ничего не осталось, кроме нескольких легких перышек, да и Ликантроп, и волк постарались их уничтожить. Одно пометалось по траве, а потом ветерок унес его в лес.
– Кончено, – хрипло выговорил Ликантроп и опустился на траву. – Все кончено… мы одолели ведьму…
Слова вырвались из него с трудом.
Еще бы! Он был весь изранен, кровь стекала на морду.
Мой брат встал рядом, вопросительно смотрел на него.
– Погоди, – сказал Белый Волк. – Мне нужно кое-что сказать…
Он повернулся ко мне, и в его глазах, измученных, но по-прежнему яростных, я снова увидел холод и презрение.
Презрение?! После того как я прошиб эту дурацкую стену, которую, наверное, возвела карга взмахом своего совиного крыла, и спас, можно сказать, жизнь Ликантропу, – после этого он смотрит на меня с презрением?!
– Что, я опять что-то не так сделал? – с вызовом спросил я.
– Ты не прошел третье испытание, – проговорил Белый Волк безжалостно. – Оно было самым важным и превосходило все остальные. Если бы ты его прошел, две прошлые ошибки были бы тебе прощены. Если бы ты остался на месте и не бросился меня спасать…
Он задохнулся от слабости.
Я тоже – но от возмущения!
– То есть я должен был просто смотреть, как ведьма вас убивает?! – провизжал я по-щенячьи.
– Да.
– Но как… но почему?! Это ведь жестоко! Это бесчеловечно!
Он снова сделал такое движение пастью, словно с трудом сдержал усмешку.
– Да ведь ты уже не человек. А я никогда им и не был. Я – невр! Я – оборотень Ликантроп.
– Ладно, меня это не касается. Я испытание для невров не прошел, ну и пофиг, значит, человечество спасать – это не мое, – обиженно пробубнил я. – Крутью не вышел! Ну все-таки, ну объясните: ну почему я не должен был вам помогать?!
– Помнишь условие тройной мести? Отомстить трем врагам своим? – вприщур глянул Белый Волк.
– Ну да, а почему я должен был вообще вам мстить? – никак не врубался я. – За что?!
Он смотрел мне прямо в глаза, как смотрел в глаза Гатике:
– Вспомни…
И под действием этого взгляда в моей голове начали мелькать обрывки каких-то фраз, сцены из прошлого…
Вот Ноктуа рассказывает мне про дядю Вадю:
«Если он убил пощадившего его – человека ли, зверя, – навеки проклят будет, навеки силам зла душу отдал, теперь он легкая добыча!»
«Для кого легкая добыча?» – тупо говорю я.
«Да для кого угодно, – объясняет сова. – Кому понадобится слуга – для того и добыча. Теперь из него, как из глины, любой колдун или ведьма лепить может что хочет. Хоть дурное, хоть хорошее!»
Вот я сердито спрашиваю Ликантропа, почему он не опередил ведьму, почему, зная, сколько зла совершит дядя Вадя, и даже зная, что он сделает меня оборотнем, Белый Волк не остановил его. А он отвечает:
«Ты поймешь это очень скоро. Если не поймешь сам, я тебе объясню немного позже».
Что-то темное, страшное прошло в моих мыслях… словно черное облако проплыло, но в нем сверкали молнии, и это были догадки, которые меня пронзали, как молнии пронзают небо!
– Значит, это вам нужно было, чтобы я стал оборотнем! – выдохнул я. – Это вы надоумили дядю Вадю принести волчью добычу моим родителям… А Ноктуа – она сама говорила, что все время следила за вами! – об этом узнала, узнала, что я стану оборотнем, – и решила меня погубить. Но это было потом! А вы первый начали! Вы колдун, вы меня еще до рождения заколдовали. Вы еще хуже той ведьмы! Она сделала дядю Вадю своим слугой, но вам он первому послужил!
В глазах Белого Волка мелькнуло горделивое выражение.
Чем он гордился? Тем, что испортил мне жизнь? Тем, что лишил моих родителей сына?!
Или, может, моей догадливостью гордился?
Смешно…
– Так нечестно! – заорал я. – Нечестно! Вы должны были меня предупредить! Сказать, что это вы во всем виноваты! Тогда бы я…
– И что было бы тогда? – спросил Белый Волк с откровенной насмешкой, а мой брат поглядел на меня со столь же откровенным сожалением.
Ну да, они оба меня насквозь видели. Они знали, что я всяко бросился бы спасать Белого Волка от ведьмы. Что я не смог бы причинить ему зла!
Что я заранее проигрывал во всех играх, в которые они меня пытались вовлечь.
В общем, всё… Приплыли. Конец мне. Домой дороги нет.
Аллес капут, короче.
Надо дождаться, когда Белый Волк с этим его верным Санчо Пансой, моим братцем, уйдут, – и посмотреть, насколько глубока заводь. Мне самое время туда кануть – и не выплыть.
Чем такая жизнь… нет уж, спасибо, лучше лежать на дне, в синей, прохладной мгле!
Может, даже камешек на шею для верности привязать?
Хотя привязывать его волчьими лапами, которые теперь у меня вместо рук, весьма проблематично.