Ева - Ева Миллс

– Что именно?

– Не знаю. Не знаю. Плохое. Ужасное. Страшное.

Мэри побледнела, но не отступила.

– Что будет, если ты не дашь мне эту книгу? Посмотри!

Я поняла наконец, что было в ее лице – одержимость. Мэри Нолан жить не могла без своего старшего сына и готова была пойти на все, лишь бы вернуть его и будущего внука домой. Я испуганно попятилась, эта женщина пугала меня. И я впервые слышала о том, что можно узнать, что случится, если книгу не дать. Локи сделал шаг вперед и закрыл меня своими плечами.

– Я думаю, вы достаточно от нее узнали. Она не может вам ответить.

– Не может, или не хочет? – в голосе Мэри слышалась еле сдерживаемая истерика.

– Мистер Голд? – я смотрела на хозяина в надежде, что он подскажет мне ответ, но он молчал и выглядел очень, очень старым.

– Нити судьбы нарушены, Ева. Закрой глаза, и ты увидишь сама.

Он напоминал мне о моей ошибке, о равновесии, сдвинутом мной на заре лета, и я знала, что, если откажусь, он не станет заставлять, но еще я знала, что нельзя отказаться. Я интуитивно знала, что делать. Достала «Будденброков», положила на стол, раскрыла наугад:

«Он продолжал лежать, не шевелясь и, замирая, ждал, готовый молиться о том, чтобы вновь повторилось то, что с ним было, чтобы оно еще раз пришло и просветило его. И оно повторилось. Молитвенно сложив руки, боясь даже пошевелиться, он лежал, радуясь дарованному ему свету.»26

Меня передернуло от страха и отвращения, но я пересилила себя и накрыла книгу ладонями, представила, как отказываю Мэри, как она разом вдруг теряет свой боевой запал и, сгорбившись, уходит из лавки и до утра блуждает под дождем. Ее найдут под утро, всю в лихорадке и, несколько дней прометавшись в горячке, женщина умрет. Ник и Фрэн помчатся домой на всех скоростях и на темной скользкой дороге вылетят на встречную полосу… Отец Ника сойдет с ума от вины и горя, и Нил, такой счастливый, такой беззаботный, в одночасье останется совсем один.

Я открыла глаза. Дышать было нечем. Я никогда не забуду то, что сейчас увидела.

Миссис Нолан стояла передо мной, целая и невредимая. Пока.

– Одно условие.

– Я на все согласна.

– Они не должны жить с вами. Не настаивайте.

– Но…но как… у нас такой дом…

– Мистер Голд.

Голду не пришлось объяснять.

– Мэри, соглашайся или уходи.

– Хорошо. Конечно-конечно. Как скажете.

– Тогда возьмите книгу. – лицо женщины мгновенно вспыхнуло надеждой, но дело еще было не закончено. Оставался последний шажок.

– Цена?

Голд учил меня назначать цену. Для каждого случая она своя и нельзя не взять плату, если тебя попросили выбирать. Увидеть правильную сумму мне было труднее всего, но сейчас я знала ее так же, как если бы она была впечатана в мое запястье.

– Дорого. Десять тысяч. И это еще отразится на вас. Не сейчас. Лет через десять. Не знаю, как, не спрашивайте.

Мэри не стала ни спорить, ни торговаться. Выписала чек, аккуратно сложила книгу в сумку, и прижав к груди, стремительно выбежала из лавки.

Казалось, я сейчас развалюсь на куски, такой заледеневшей я себя чувствовала. На Голда я не могла смотреть. Судьба или случайность, но я благодарна за то, что в тот момент рядом находился Лукас. Не говоря ни слова, он крепко обнял меня и держал целую вечность, пока я не смогла наконец-то сделать вдох. Усадив меня в кресло, он опустился на корточки рядом.

– Что ты видела? Скажи вслух, чтобы оно развеялось как дым.

– Все умерли. Все они. – Я рассматривала свои руки, зажатые между колен. Меня тошнило, голова кружилась. – Мистер Голд, это ведь еще не конец?

Я видела, что и Голд с трудом владеет своими эмоциями. Всегда непробиваемый, сейчас он еле сдерживал боль.

– Ты не могла поступить иначе.

– Я не спрашиваю, могла ли я поступить иначе! Это ведь не конец, да? Скажите, что я ошибаюсь! – я почти кричала, но он не замечал.

– Нет, Ева. Ты не ошибаешься. Прости.

Я начала плакать, закрыв лицо руками.

Локи отвел мои ладони:

– Тише, тише, не плачь. Это же просто книга, все еще можно исправить. Что должно случиться?

Я смотрела на него. Он хотел помочь, но он не понимал. Я прошептала:

– Фрэн или ребенок. Кто-то из них умрет.

С того вечера я потеряла покой. Мои предсказания начали сбываться. Прошел день Благодарения и для семьи Ноланов он стал днем Примирения. Ник и Фрэн приехали на ужин, и так и остались. Говорили, что отец и сын плакали, а сцена воссоединения семьи была душераздирающей. Молодожены удивили всех тем, что не заняли прекрасный второй этаж с отдельным входом в особняке, а остановились в более чем скромном жилище Фрэн и ее мамы. Я не удивилась. Как-то повстречала на улице миссис Джеймс – та сияла от счастья, что все в итоге устроилось так хорошо. Поток слов изливался из нее, а мне казалось, что розы, упав на асфальт, превращаются в змей.

Я так долго мечтала поговорить с Фрэн, но сейчас, когда она вернулась – избегала ее всеми возможными способами и, если мы сталкивались на улице, старалась побыстрей уйти. Не общаться с ней было не слишком трудно: теперь, когда статус Фрэн наконец определился и она стала законной женой, городок с облегчением выдохнул и принял блудную дочь в свои тесные объятия. Новоиспеченную миссис Нолан засыпали приглашениями на ужины и встречи, словно бы в извинение за период отчужденности. Мне неприятно было это лицемерие: я чувствовала, что никогда бы не простила никого, но Фрэн не отказывала никому. Казалось, все девятнадцать лет она только и готовилась к роли жены и сейчас была в ней безупречна.

Все говорили, что беременность ей к лицу: она стала еще краше, еще нежнее и вся светилась внутренним светом, но я, глядя на ее выпирающий живот могла думать только о том, что плод, сидящий внутри, без пола, без имени, ее уничтожит.

Если не уничтожить его раньше.

В моей голове зрел страшный план, неправильный план, и, если бы кто-нибудь – родители и Голд – узнали о нем, они наверняка связали бы мне руки и посадили под домашний арест до весны. Бесконечно прокручивая в голове фразу «выживет только один», я, как сомнамбула часами ходила вдоль книжных рядов, пытаясь найти книгу, которая все исправит. И в глубине души знала, что исправить нельзя. Медленно, но неотвратимо я подходила к мысли, что я хочу, чтобы выжила Фрэн. И для этого мне нужно было убить ее ребенка.

«Ты же знаешь, Фрэн бы сделала другой выбор»

«Поэтому я сделаю выбор за нее. Это будет только моя вина. У них с Ником будут другие дети. Фрэн никогда сама не решится»