Всё сложно - Юлия Краковская

– Это был настоящий кошмар, – сказала я.

– Ему просто надо поскорее найти работу, он чувствует себя неуверенно, – утверждали они наперебой.

– Что-то я уже не знаю, девочки.

Потом Карин стала рассказывать о своем очередном походе к психологу, о том, что они обсуждают ее сны. Карин почему-то все время снились сны, а психолог их расшифровывала. Мне это казалось чепухой и тратой денег.

– Может, вам сходить на семейную терапию с Жоффруа? – предложила Карин.

– Я уже заплатила 500 евро за его курсы вождения, а права он так и не делает, я содержу его, мне не хочется еще и платить психологу за то, чтобы он меня убеждал в том, что я должна продолжать платить, да еще и терпеть его выходки.

– Он просто совсем не имеет права голоса в твоем доме. Вы с Роми слишком плотно связаны, там нет места третьему, – сказала Карин.

– Я не вижу тут никакой связи. В Израиле он проводил с Роми немало времени, и она полностью его приняла, несмотря на то, что он не умеет говорить на ее языке. А теперь он бесконечно цепляется к ней, чтобы бесить меня, ко мне-то ему не прикопаться.

– Дай ему шанс, он найдет работу, почувствует себя более уверенно, – посоветовала Лоранс.

– Ну я пока не выгоняю его из дома, но терпение мое заканчивается.

– А я вот на Мику наорала опять, – сообщила Карин.

– Чего вдруг? Он же такой хороший парень.

– Ну бесит. Сам не понимает, когда надо прибрать. Я уже жила с парнем, который ничего не делает по дому. Больше не хочу. Ну и да, я противная, я знаю.

– Может, у тебя гормоны шалят?

– Да нет, просто так…

Через несколько дней Жоффруа предложили работу, подобную той, что он делал в Израиле, но только временную, всего на месяц. Он очень гордый отправился на работу, и я надеялась, что жизнь начнет налаживаться. Возвращаясь с работы, он рассказывал, что его очень ценят, и он точно останется там работать надолго. Говорил, что начальник очень грубо обращается с остальными работниками, и они его боятся, а он, Жоффруа, плевать хотел и смело выходит покурить столько раз в день, сколько захочет. Работающий Жоффруа просто раздувался от важности – теперь покрикивать на Роми стало его постоянным занятием. Я не позволяла ему этого делать, и скандалы практически не прекращались. Впрочем, проработать ему удалось меньше месяца, несмотря на его уверенность в том, что он останется там надолго и даже вскоре возглавит коллектив. А вот со ссорами все было по-прежнему.

* * *

В очередную субботу он сообщил мне, что к нам приезжает его дочь Эва. Как раз в эти дни Роми уезжала в Израиль на осенние каникулы. Эва гостила у нас совсем недавно, и я совсем не рассчитывала на ее приезд. Наоборот, я планировала побыть без детей, надеялась, что нам снова станет хорошо вдвоем.

– Подожди, что значит она приезжает? А меня не нужно спрашивать? Это и мой дом тоже!

– Ничего себе! Я столько делаю для твоей дочери, а моя тебя вообще не интересует! Да ты полная дебилка!

– Послушай, я тебя предупреждала о том, чтобы ты не смел так со мной разговаривать!

– Да, да, ты дебилка!

– Пошел вон отсюда, быстро!

– И пойду!

Жоффруа взял ключи от машины и ушел.

Роми сказала:

– Похоже, мама, вы скоро расстанетесь. Девяносто процентов из ста. Мама, почему Жоффруа стал таким противным? Он же был хорошим в Израиле. Может, это потому, что он слишком много раз приносил тебе чай, будто он твой раб?

– Нет, доченька, точно не оттого. Но если он будет продолжать в том же духе, я пошлю его к черту, это правда.

Мы с Роми пошли в гости к Карин, она нас позвала, потом гуляли по лесу с Мишкой и встретили Гая возле его дома. Он пригласил нас выпить чаю, и мы согласились.

– Ну как у тебя дела? Как тебе здесь живется? – Гай проявил искренний интерес к моим делам.

– Да ничего, мне очень нравится Франция и моя работа. Но вот мы что-то ссоримся все время с Жоффруа, я к такому не привыкла.

И я рассказала о том, что произошло сегодня утром.

– Да… он не может приглашать свою дочь, не посоветовавшись с тобой, и машину твою брать без спроса тоже. Я думаю, что надо ему это объяснить, но все же дать шанс.

Вечером Жоффруа пришел домой и сообщил, что ездил на могилу матери. Его мать покончила с собой десять лет назад. Обычно, когда он об этом говорил, создавалось впечатление, что он никогда не горевал по этому поводу. Но в тот вечер он смотрел на меня как побитая собака.

– Ты меня не прогонишь?

– Если ты обещаешь мне, что это в последний раз и ты никогда больше не посмеешь так со мной разговаривать.

– Я обещаю.

Мы налили чаю, выкурили по косяку. Долго нормально разговаривали. То есть я объясняла, как чувствую себя я, как чувствует себя Роми и как нам тяжело из-за его поведения. Он кивал и утверждал, что все понимает.

* * *

Холодало, наступала осень. Я давно забыла, что на свете бывает осень, желтые и красные листья, их особенный запах. Когда я ехала во Францию, я поклялась себе, что никогда не перестану замечать то, за чем я приехала, а именно: красоту города, родную природу. И я радовалась желто-красной листве, этому особенному свету, прекрасному городу, хоть на душе и было грустно. Едва ли не главной целью моего приезда являлась работа. Я мечтала понять, почему меня отовсюду гонят. Я знала, дело точно во мне, но не понимала, что именно заставляет людей, которые оказываются в роли моих начальников, ненавидеть меня. Обычно люди любят меня, и коллеги тоже. У меня масса друзей, многих из которых я приобрела на многочисленных работах. Но как только человек становится моим начальником, он начинает меня ненавидеть. Я точно знаю, что я не тупая, ленивая или склочная. Миллионы людей намного хуже меня справляются с офисной работой, но только меня отовсюду увольняют с какими-то очень странными объяснениями. Провинности, за которые меня увольняют, как правило, смехотворны – опоздание на заседание на одну минуту, например. Иногда мне просто говорили: я так чувствую, это не то. Конкретных претензий мне не предъявлял никто и никогда. Во Франции я надеялась разгадать эту загадку, а если повезет, и избавиться от этого проклятья.

На работе мне нравилось – фирма была молодая и многообещающая. Среди работников было много приятных молодых парней: американцев, европейцев, канадцев. Атмосфера была очень дружелюбной, а работы – много. Мне бывало нелегко, но я чувствовала, что все больше узнаю и понимаю. Труднее всего было на заседаниях, где люди быстро, по-французски, пользуясь профессиональной терминологией, объясняли и без того очень сложные вещи. Периодически я спрашивала Карин, как у меня получается, довольна ли она.

– Да все нормально вроде бы.

Я делилась с ней своей личной жизнью и выходками Жоффруа – она была согласна, что он, конечно, неправ. Но все время повторяла, что ему с нами нелегко и надо найти работу. При этом Карин была постоянно недовольна чем-то, не связанным с работой. Если я не успевала снять достаточно денег, чтобы отдать ей за квартиру, она строго спрашивала: