Домик разбившихся грёз - Екатерина Дибривская

— Эл, ты шутишь? Алекс и есть большой босс.

В голове всё вверх дном. Эта фирма принадлежит Алексу? Значит, он просто… Чёрт, что просто, Аля? Ты работаешь честно, никто в отделе не знает о наших отношениях. Или знает? Почему всё всегда так сложно?

И самая главная трудность, что он стоит прямо за дверями лифта, который стремительно приближает меня к нему. А когда лифт услужливо распахивается, я не знаю, как себя вести.

Алекс решает эту задачку, кажущуюся мне нерешаемой, за нас двоих.

Тянет меня в свои объятия и накрывает мои губы губами.

Гарант моего спокойствия. Причина моего безрассудства. Пьянящая. Будоражащая. Сладкая до невозможности. Моя маленькая девочка. Моя!

Примчался сразу к ней, едва сошёл с трапа самолёта в Хитроу. Хотел просто забрать домой, но именно сейчас, в это мгновение я понимаю, что не могу тянуть ни одной долбанной минуты.

Хотел соблюсти видимое приличие. Для неё ведь это до смешного важно. Цепляется за свою независимость, вызывая моё невольное восхищение. Настоящая умница, мой ведущий экономист миссис Стюарт её искренне хвалит. И всё равно я считаю это блажью. Ладно бы была нужда, но её нет. Не понимаю её стремления постоянно проявлять эту самостоятельность!

Когда я хочу посадить её дома и просто заботиться о ней!

Я жестом показываю сотруднице из того же отдела, что она свободна. Аля рыдает, пока я покрываю её лицо поцелуями.

— Соскучилась! Ты не представляешь, как я соскучилась!

— Я тоже скучал, малышка. Не сомневайся.

— Почему ты не сказал, что возвращаешься? Я не знала, что ты прилетаешь.

— Алечка, маленькая моя, я прилетел только на выходные, чтобы увидеть тебя. В воскресенье вечером я улетаю обратно. Прости. До последнего не рассчитывал, что у меня получится, поэтому не стал ничего говорить. Вдруг я бы не смог, и ты ждала напрасно?

— Ты прилетел ко мне? На выходные? — переспрашивает она. — Просто чтобы увидеть меня?

В её голосе слышится такое искреннее недоумение, что я невольно хмурюсь. Когда же она наконец поймёт, как много значит для меня? Когда перестанет сомневаться? Почему ей так сложно поверить в мою искреннюю заинтересованность?

— Конечно, малышка! Ты же не думаешь, что я не скучаю по тебе, сидя в Москве?

Скучаю — это совершенно не то определение. Я без неё на стену лез, думал, подохну. Прошедшая серия слушаний по делу ненадолго отвлекала меня от этой смертной тоски по девочке, которая засела глубоко в моей душе, пробираясь всё дальше, захватывая мой разум, пытаясь занять моё сердце.

Влюбился. Даже не думал, что так бывает. Что такое возможно. Что можно растерять все свои убеждения и отчаянно возжелать всего возмутительно отрицаемого мною всю сознательную жизнь. Никогда не хотел, а теперь жизненно необходимо. Чтобы непременно с ней, ослепительной вспышкой осветившей мою жизнь.

Я надеюсь, что крайнее слушание пройдёт успешно и всё закончится. Если не всплывут какие-либо новые обстоятельства, как сказал мой адвокат. А так как им чисто физически взяться неоткуда, то я не сомневаюсь в благоприятном исходе.

И вместе с тем я не мог ждать ещё лишнюю неделю, как только основная часть обвинений была снята и мне разрешили покинуть Москву, я сразу же вылетел к Але.

И вот наконец я стою, держа её в своих руках.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Поехали домой, Алечка, — тяну её на выход из бизнес-центра.

— А как же моя работа, Алекс? — она надувает губы. — Ах, да. Наверно, если мой самый главный босс велит мне ехать домой, я не имею права возражать?

— Поехали домой, если ты не хочешь, чтобы я затащил тебя прямо в свой кабинет! Пожалуйста, Аль, не испытывай моё терпение, я не видел тебя три грёбанных недели. Мы всё обсудим потом, я тебе обещаю, а сейчас просто поехали домой, малышка, я прошу тебя.

— Конечно, Алекс, — выдыхает она покорно и идёт за мной.

Едва переступив порог, я набрасываюсь на девушку со своими ласками. Прямо у входной двери, подхватив под округлые, самые идеальные на всём белом свете ягодицы, я нетерпеливо избавляю её от одежды и наскоро зацеловываю её тело. Она с жаром откликается на мои прикосновения, лаская меня в ответ. Её руки торопливо расстёгивают ремень и молнию на брюках, выправляют край рубашки, порхают над пуговками. Я не хочу отрываться от её распухших губ, но делаю лишь единственную необходимую вынужденную передышку — чтобы раскатать по длине тонкий латекс и медленно войти в девушку.

А после… Кажется, мы задыхаемся, но больше не обрываем поцелуя, принимаем попытки делать крошечные вдохи между натиском губ, но бросаем эту затею. Зачем нам кислород, если она и есть мой воздух? И я надеюсь, что она испытывает те же безумные чувства.

Лирика её стонов — пронзительных и ярких — быстро подводит нас обоих к самому краю пропасти, и я ускоряюсь, чтобы несколькими фрикциями заставить её и без того узкое лоно сжиматься вокруг моей плоти, вынуждая меня быть похороненным где-то глубоко внутри неё.

— Люблю, когда мы кончаем вместе, — усмехаясь, признаюсь ей.

Не покидая её тела, иду в душ, и только там опускаю её на пол кабинки, обрывая наш тесный контакт. И тут же обнаруживаю досадное недоразумение, которое грозит подпортить впечатления от нашего воссоединения.

— Малышка, нам, вероятно, стоит доехать до клиники. Резинка лопнула.

Я поднимаю глаза на Алю, испуганно смотрящую на меня. Её ладонь непроизвольно ложится на плоский живот, видимо, та же мысль вспыхивает в её головке, что и у меня.

Она отворачивается, медленно растирая пенной губкой тело, а я изучаю место разрыва. Меня беспокоит произошедшее. Пугает не на шутку. Почему даже наиболее безопасный вариант контрацепции потенциально так опасен?

Она молчит всю дорогу до клиники, лишь дрожащие пальцы выдают её нервозное состояние. Она даже не сопротивляется, когда я захожу с ней на приём.

В кабинете врача я коротко обрисовываю ситуацию, пока она раздевается в соседней каморке.

— Ничего инородного я не вижу, — говорит мне доктор после осмотра, — никаких частиц латекса не удалось обнаружить. Если вдруг возникнет воспаление или будет что-то беспокоить, мы начнём лечение. Пока в этом нет необходимости.