Наследница для Чудовища - Мила Дали
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Замут, почему она у тебя раздетая?
— Айяна Хамарова так протестует.
— Хамарова, блять. — Усмехается Громов и не скрывает иронии. — Какая из нее Якутка? Она же белобрысая.
Мне хочется прямо сейчас и не минутой позже распасться до элементарных частиц, а потом стечь вон в ту щелочку между плиткой и плинтусом. Меня испепеляют глазами и Громов, и Эмин.
А еще страшный как обезьяна наемник в дальнем углу. Фу… Он смотрит на меня не моргая, и скалится. Сжимает рукой через брюки свой хрен, мол, я в его вкусе. Аж передергивает. Боюсь представить, о чем сейчас думает этот извращенец!
Эмин усаживается рядом с лидером и жестом указывает мне, чтоб покрутилась. Нахал такой. Влево-вправо демонстрирую себя.
— А теперь танцуй Якутка, проси оставить тебя в живых! — издевательски пытается шутить Громов, но у него это не получается.
— Информация проверенная, Гром. — Уже не так весело говорит Эмин и чернеет на глазах. — Тамерлан надежно скрыл документацию об Айяне в ячейке одного частного хранилища. Да вот только прежний владелец хранилища подох, а его место занял ушлый араб. И ты его тоже знаешь.
— Фархад?
— Естественно. Сам вышел на нас. — Эмин напрягает кулаки, а я задерживаю дыхание от неизвестности. — У Тамерлана не сын, а дочь. Хитрый якут специально пустил слух про наследника. Уберечь ее хотел… Красивую.
— Ты знаешь, что делать с врагами.
Фраза Громова предсмертным реквием бьет по ушам и острой болью пронизывает голову. Хлопаю ресницами и роняю из глаз две крупные слезинки. Сердце колотится на разрыв и время будто останавливается. Эмин не имеет права нарушить приказ.
— Так, стоп! Ничего он не знает…
Кричу в истерике и мне даже становится безразличным тот страшный наемник, что мастурбирует через штаны, смотря на мою фигуру, за спинами лидера и Эмина. А Громов, кажется, на мгновенье растерялся. Он не привык к подобной наглости.
— … Давайте поговорим сначала!
— Давайте, Айяна Хамарова.
Да простит меня отец, но я уже начинаю ненавидеть свое имя. Оно словно проклятье на гибель, прописанное без моего ведома.
— Я хочу беседовать с вами наедине!
Отчаянно топаю ногой, как Моська, заброшенная в клетку с хищниками.
— Годится.
Громов медленно поднимается с дивана и кивком указывает на лестницу ведущую наверх. Он марширует первым, решительно и твердо. Я плетусь позади, не забывая безмолвно зыркнуть на Эмина и других наемников так, чтобы выкусили.
Хотя Эмин, похоже, с нами лишь телесной оболочкой. Боец откровенно завис, напрягся и буравит глазами стену.
Мы поднимаемся на второй этаж, и Громов с кулака толкает четвертую по счету дверь. Вперед меня не пропускает. Шагаю следом и комната оказывается вражеским кабинетом. Громов встает напротив меня и скрещивает руки на груди. Он ждет слов, а я пересохшим горлом выдаю:
— Эм… погубаторим? За жизнь новую… за масть бубновую…
Мой голос больше похож на мышиный писк, но мне придется общаться с лидером на его же варварском наречии. Потому что по-другому он не понимает, наверное. Я успела выучить некие словечки из подслушанных телефонных разговоров Эмина.
Я сосредоточена как никогда, а Громова будто веселит моя агония. И он принимает игру.
— Начинай.
— Что начинать?..
— Оправдываться… — Громов делает шаг ко мне, — ныть… давить на жалость.
Останавливается почти вплотную. Я застываю. Он касается большим пальцем моего лба и неотрывно скользит ниже по кончику носа, очерчивает губы, к подбородку. Громов с наслаждением наблюдает за своей манипуляцией и вводит меня в ступор. Скользит по шее, ключицам, не касаясь груди, двигается в окружную к ребрам и животу, еще ниже.
- Я, правда, не хочу умирать… господи… что вы делаете? — Задыхаясь, шепчу, когда Громов обводит мой пупок и намеревается поднять края рубашки. — Я буду кричать… Слышите?
Решительней говорю и по телу растекается импульс стократной мощностью. Словно получила разряд тока, ведь ненавистный Громов больно щипает меня за лобок через одежду. Аж подпрыгнула. Щипает. Своими пальцами. Меня… За лобок!
— Не позорься. — Рычит, рычит лидер прямо мне в лицо. Склоняется так близко, что хочется отвернуться. Он смотрит брезгливо, отходит к диванчику у стены, хватает свернутый в рулон плед. Швыряет. — Прикройся.
Дрожащими руками берусь за тряпку, оборачиваюсь до самой шеи. Действительно, если бы Громов продолжил издеваться еще минуту, больше не смогла сдержаться и заорала. Во всю глотку и тогда Эмин разнес здесь все к чертовой матери. Может и бабушки. Я знаю, насколько Эмин бывает вспыльчив.
— О чем ты хотела поговорить?
Громов усаживается за свой стол из мореного дуба, под стать его криминальным высотам.
Я посреди кабинета, а, кажется, словно в пещере. Сама вызвалась на съедение дракону. А что делать? Второй дракон этажом ниже, и он тоже немилосердный. Еще эти безымянные наемники, черные мертвые души, как чума расползлись по темному царству. И никуда от них не скрыться. Наверное, из-за беспрерывной службы имеют редкие выходные для расслабления. Поэтому до умопомрачения похотливые. Секса хотят. Как сумасшедшие.
— Я предлагаю сделку. Мы с Э… Замутом можем официально расписаться, тогда я полностью отдам рудник в распоряжение вашему бойцу и…
Чуть не проговорилась, но вовремя осеклась. Они все не называют Эмина по имени. Они не знают. Странно, что лишь мне Эмин доверил главную тайну.
А Громов перебивает:
— Значит, ты не отрицаешь, что Тамерлан был твоим отцом?
— Нет. Вы же все равно узнаете. Зачем врать?
— Похвально. — Громов щурится и потирает свою небритую морду. — Но повторюсь, какая ты Якутка, если белобрысая? И глаза у тебя пешками.
Пешками это как? Понятия не имею, Громову виднее. Я только пожимаю плечами, потому что сама наедине со своими размышлениями много раз задавалась этим вопросом. Даже у отца спрашивала. Однако, он всегда увиливал, мол, дочь его и все тут.
— Простите, я все же хотела уточнить про свадьбу.
— Свадьба? В таком случае мне придется жениться на тебе. — Громов фокусируется на моих губах. — Но, думаю, Вероника Сергеевна не одобрит.
Он продолжает смотреть, а я теряюсь. Без Эмина в одиночку находиться с Громовым просто невыносимо. Не знаю куда себя деть, каждое сказанное им слово, подобно ядовитой стреле, что пронизывает тело. И тон ледяной, и подача. Я пытаюсь договориться, но Громов на корню пресекает всяческие попытки. Он меня призирает. Как, впрочем, и большинство из его группировки только потому, что я родственница врага. Несправедливо до слез.