Лягушки - Мо Янь

Услышав имя Сяо Шанчуня, тетушка даже в лице изменилась и произнесла сквозь зубы:

– Этого ублюдка давно уже должны были поразить громы небесные, а он все здравствует, каждый день, как говорится, «ест сладкое и пьет горькое», здоров как бык, видать, даже правитель небесный побаивается этого подонка!

– Пусть правитель небесный боится его, тетушка, я его не боюсь, – заявила Ван Жэньмэй. – Если он вас обидел, я за вас отомщу!

Тетушка обрадовалась, рассмеялась, а отсмеявшись, сказала:

– Я тебе, племянникова женушка, честно скажу, с самого начала, когда племянник сказал, что хочет жениться на тебе, я была не согласна. Но когда услышала, что сынка Сяо Шанчуня бросила, тут же согласилась. Ладно, сказала я, эта девочка с характером. Подумаешь, студент университета! Появится у нас в семье Вань ребенок, так не только в университет поступит, а в университет с именем – Пекинский университет, университет Цинхуа[44], Кембридж, Оксфорд. И выучится не только на бакалавра, но и на магистра, на доктора! Профессором станет, ученым. Да, и еще чемпионом мира!

– Тетушка, вы только выпишете мне это снадобье для двойни, – воскликнула Ван Жэньмэй, – я для семьи Вань столько славных потомков нарожаю, что Сяо Шанчунь сдохнет от злости!

– Силы небесные! Все говорят, что у тебя немного сообразительности не хватает, где уж тут немного? Столько времени кружим вокруг одного и того же! – строго проговорила тетушка. – Вам, молодым, надо прислушиваться к тому, что говорит партия, идти вместе с ней, а не вступать на нечестный путь. Планирование рождаемости – основная политика государства, дело первостепенной важности. «Секретарь во главе, вся партия действует». Указывать путь собственным примером, усиливать научные исследования. Повышать уровень мастерства, осуществлять мероприятия. В массовых кампаниях неуклонно придерживаться главной линии. «Одна семья – один ребенок»[45] – это неизменный курс, его надо держаться пятьдесят лет. Если не контролировать рост населения, Китаю конец. Ты, Сяо Пао, коммунист, воспитанный революционной армией, должен непременно подавать пример, играть ведущую роль.

– Тетушка, вы потихоньку мне это снадобье дайте, я его приму, и ни один злой дух не узнает, – не отставала Ван Жэньмэй.

– Ты, похоже, туго соображаешь, деточка. Я с тобой еще поговорю, но вообще нет такого снадобья, а если бы и было, дать его тебе я бы не смогла! Тетушка – коммунист, член постоянного комитета НПКС, зампредседателя руководящей группы по планированию рождаемости, неужто первая нарушать закон стану? Вот что я вам скажу, тетушка хоть и подверглась несправедливостям, но человек верный красному цвету и никогда его не переменит. Родилась человеком партии, а по смерти станет ее духом. Куда партия направит, туда и устремлюсь! У тебя, Сяо Пао, жена плохо соображает, ей все равно – жар от золы или жар от огня, надо бы тебе осознать ситуацию, чтобы глупостей не натворить. Нынче некоторые тетушку извергом прозвали, «живым Янь-ваном»[46], так, по мне, это и почет! Для тех, кто рожает согласно планированию, тетушка, что называется, «воскуривает благовония и принимает омовения», чтобы принять роды; а тех, кто беременеет сверх запланированного, быстро прихлопнет – никому ускользнуть не удастся!

Спустя два года, на двадцать третий день последнего лунного месяца, когда провожают бога домашнего очага[47], у меня родилась дочка. Двоюродный брат Угуань доставил нас домой из здравпункта коммуны на мотоблоке. Перед отъездом тетушка сказала мне:

– Я твоей жене контрацептивное кольцо уже поставила.

– А почему без моего согласия? – раскутав шарф, возмутилась Ван Жэньмэй.

– Давай, закутайся как следует, племянникова женушка, – велела тетушка, сдернув с нее шарф, – не то простынешь. После рождения ребенка ставится кольцо, это неукоснительное распоряжение комитета по планированию рождаемости. Если бы ты вышла за крестьянина и первой родилась девочка, через восемь лет можно было бы снять кольцо и рожать второго. Но ты вышла за моего племянника, а он офицер, в армии все строже, чем на местах: превысивший ограничение рождаемости подлежит увольнению подчистую и возвращается домой заниматься сельским хозяйством, так что ты больше и не думай рожать. Стала женой офицера, придется платить за это.

Ван Жэньмэй разревелась.

С крепко укутанным в шинель ребенком на руках я вскочил на мотоблок и скомандовал Угуаню:

– Пошел!

Плюясь черным дымом, мотоблок покатился по неровной сельской дороге. Ван Жэньмэй лежала в кузове под целой кучей одеял, и от страшной тряски ее всхлипывания разносились искаженными и переиначенными.

– На каком основании без моего согласия… взяли поставили кольцо… Почему родишь одного ребенка и больше нельзя… С какой стати…

– Прекрати ныть! – не выдержал я. – Это государственная политика!

Она разрыдалась еще сильнее, и из-под одеял показалась ее голова – лицо бледное, губы синие, соломинки на волосах.

– Какая государственная политика, это все местная политика твоей тетушки. Народ говорит, в уезде нет таких строгостей, это твоя тетушка выслуживается, в начальство метит, неудивительно, что все ругают ее…

– Помолчала бы ты, – сказал я. – Есть что сказать, вернемся домой и скажешь, а то ведь на смех поднимут, всю дорогу ревешь.

Она одним рывком сорвала одеяла и села, уставившись на меня:

– Кто на смех поднимет? Кто посмеет?

По дороге мимо нас то и дело проезжали люди на велосипедах. Задувал сильный ветер с севера, землю покрывал иней, занималась красная заря, вырывавшиеся изо рта клубы пара тут же украшали узорами инея брови и ресницы. Я смотрел на бледные растрескавшиеся губы Ван Жэньмэй, на ее растрепанные волосы, на остановившийся взгляд, казалось, этого больше не вынести, и стал по-доброму успокаивать:

– Ну будет, никто тебя на смех не поднимет, быстро ложись и закутайся, заболеть в первый месяц после родов – дело нешуточное.

– А я не боюсь! Я – зеленая сосна на вершине Тайшань[48], «не страшны лютый холод, ветер и снег, ведь в груди восходящее солнце навек!»[49]