Лягушки - Мо Янь

– Какое немного! – рассердилась тетушка. – На все сто прикидывается. Урвет у нас денег и бегом на рынок – мясо есть, вино пить. А как надерется, спина абсолютно прямая делается, и давай носиться по рынку туда-сюда. Ну вот скажи, откуда в нашем поколении столько никчемных людей? А еще этот ублюдок Сяо Шанчунь, во время «великой культурной революции» меня до смерти чуть не довел, а теперь, что твой уважаемый отец семейства, живет себе дома припеваючи, банановым веером обмахивается. Слыхала я, его сынок в университет поступил? Раньше говорили: «Сделанное добро добром и воздастся, за плохие дела будет возмездие», а что теперь? Хорошим людям добра и не жди, а мерзавцы живут припеваючи!

– Будет еще воздаяние, – сказала матушка, – время только еще не пришло.

– Когда оно придет, это время? – сказала тетушка. – Голова вон уже вся седая!

Когда она ушла, матушка вздохнула:

– Все у твоей тетушки в жизни наперекосяк получается.

– Слышал, что Ян Линь потом опять к ней подъезжал? – спросил я.

– По ее словам, действительно было дело. Говорят, стал специальным уполномоченным по особому району, на лимузине прикатил. Просил прощения, говорил, хочет жениться, чтобы загладить вину за то, что натворил во время «культурной революции». А она напрочь отказала.

Пока мы охали да ахали о тетушкиных делах, влетела Ван Жэньмэй. И сразу к матушке:

– Тетушка, слышала, что для Сяо Пао срочно жену ищете, может, я подойду?

– А ты разве не помолвлена, девонька? – удивилась матушка.

– Да порвала я с ним.

– Как в университет поступил, так и жену бросил, ну не Чэнь Шимэй[42], а? – возмутилась матушка.

– Да не он меня бросил, а я его, – уточнила Ван Жэньмэй. – Поступил в университет, что тут особенного? А эти – хлопушки взрывать, кино показывать, разошлись дальше некуда. Вот Сяо Пао молодец, его в офицеры произвели, а он знай себе помалкивает. Как вернулся домой, так сразу на работу в поле.

– Девонька, наш-то Пао тебе вряд ли подойдет, – возразила матушка.

– А в этом деле, тетушка, ваши слова не считаются, надо Сяо Пао спросить. Сяо Пао, стану твоей женой, рожу чемпиона мира, хочешь?

– Хочу! – ответил я, уставившись на ее ноги.

На рассвете дня свадьбы было сумрачно. Небо плотно обложили черные тучи, слышались раскаты грома. Они отгремели, и дождь хлынул как из ведра.

– Вот ведь этот Юань Сай, – ворчала матушка, – а говорил, что выбрал для тебя счастливый день. Глянь, гору Цзиньшань скоро затопит.

В десять часов утра, несмотря на ливень, в сопровождении двоюродных сестер пришла Ван Жэньмэй. Все три в дождевиках, словно дамбу укреплять прибыли. Во дворе из полиэтилена соорудили навес, под ним временно установили очаг, и я, присев на корточки, раздувал мехи, чтобы вскипятить воду.

– Эй, герой «оборонительной войны»[43], невеста уже в воротах, что ты сидишь тут, воду греешь? – дерзко обратился ко мне двоюродный брат Угуань.

– Давай покипяти вместо меня, – предложил я.

– Меня тетушка определила хлопушки запускать. Это дело непростое.

В двери появилась матушка:

– Угуань, будет языком трепать, запускай давай.

Угуань достал из-за пазухи связку упакованных в полиэтилен хлопушек, зажег шнур, не надев гирлянду на шест, а просто неся в руках. На улице он раскрыл зонт и, встав боком, выпустил. Под дождем пороховой дым не рассеивался, а клуб за клубом окутывал его. Прибежавшие поглазеть ребятишки, все промокшие, как упавшие в пруд курицы, захлопали в ладоши и затопали:

– Угуань, Угуань, весь он в синем дыме, глянь!

– Ах эти негодники, только бы покричать что! – проворчала матушка.

По обыкновению невеста, войдя во двор, должна, ни слова не говоря, пройти в дом, в комнату новобрачных и, закинув ногу на кан, забраться на него – что называется, «посидеть на кровати». А Ван Жэньмэй, войдя во двор, остановилась там и стала глядеть на то, что вытворяет Угуань. Тому дымом закоптило начерно все лицо, будто из топки вылез. Ван Жэньмэй расхохоталась. Сестры-свидетельницы незаметно дергали ее за рукав, но она не обращала на них внимания. В пластиковых туфлях на высоком каблуке она казалась еще выше – лесина целая. Угуань смерил ее взглядом:

– Ежели кто поцеловать тебя вознамерится, сестрица, нужно лестницу подставлять!

– Угуань, а ну закрой рот! – громко крикнула матушка.

– Ну и дурачок ты, Угуань! – сказала Ван Жэньмэй. – Даже Ван Дань с Чэнь Би лестница не нужна, чтобы целоваться.

Заслышав, что невеста вдруг остановилась посреди двора да еще шуточками перебрасывается с младшим дядюшкой, тетушки одна за другой зашушукались. Тут с совком для угля из-под навеса вылез я.

– Герой вышел! Герой вышел! – снова захлопали в ладоши и затопали ногами ребятишки.

Я был в новенькой армейской форме, с медалью «За заслуги» третьей степени на груди, все лицо в угольной пыли, в руках совок – ни на что не похож. Ван Жэньмэй аж скрючилась от смеха. В душе все смешалось, я не знал, плакать или смеяться. У этой Ван Жэньмэй, видать, с психикой что-то не так.

– Быстро в дом ее! – громко крикнула матушка.

– Дражайшая супруга, прошу пожаловать в комнату новобрачных! – с некоторой издевкой сказал я.

– В доме духота, а на улице свежо, – отвечала Ван Жэньмэй.

– Угу! Угу! Угу! – захлопали в ладоши и затопали ребятишки. Вернувшись в дом, я набрал черпак сластей, выбежал к воротам и высыпал в переулок. Ребятня рванулась за ними, как пчелиный рой, и началась драка за сласти в грязи. Я взял Ван Жэньмэй за запястье и потянул в дом. В очень узких дверях она с громким стуком ударилась лбом и воскликнула:

– Ой, мама дорогая, голову разбила!

Тетушки покатились со смеху.

Помещение маленькое, народу набилось столько, что не повернешься. Трое вошедших скинули мокрые дождевики, но повесить их было негде, оставалось пристроить на двери. Пол и так был влажный, все пришедшие несли с собой грязь и воду, и все это превращалось в невообразимую мешанину. Комнатка маленькая, длина кана меньше двух метров. В головах сложены присланные из дома Ван Жэньмэй четыре новых одеяла, два новых матраца, два шерстяных одеяла, две подушки, почти до самого потолка из бумаги. Опустившись на циновку на кане, Ван Жэньмэй воскликнула:

– Ой, мамочки, какой же это кан, просто противень какой-то!