Этим летом я стала красивой - Дженни Хан

– Выглядишь очень мило. Куда собралась? – спросила мама.

– Просто на вечеринку, – ответила я.

Мама нахмурилась:

– Конрад и Джереми тоже идут?

– Они мне не телохранители. – Я закатила глаза.

– Я ничего такого не имела в виду, – сказала мама.

Сюзанна помахала мне:

– Повеселись там, Белли!

– Хорошо, – сказала я и поспешила закрыть за собой дверь, пока мама не начала задавать лишние вопросы.

Я надеялась, что Конрад и Джереми просто пошутили и на самом деле не собирались на вечеринку. Но, когда я сбежала по лестнице, Джереми окликнул меня:

– Эй, Белли!

Он с Конрадом смотрели телевизор в гостиной. Я сунула голову в дверной проем и проворчала:

– Что? Вообще-то я спешу.

Джереми обернулся и подмигнул мне:

– Увидимся на вечеринке, Белли.

Конрад посмотрел на меня и сказал:

– Зачем столько парфюма? У меня аж голова разболелась. И к чему ты вообще так накрасилась?

На самом деле я не так уж и сильно накрасилась. Нанесла немного румян, туши и блеска для губ. Просто он привык видеть меня без макияжа. И брызнула духами только на шею и запястья. Мне казалось, что Конрад ничего не имел против духов девушки в бейсболке. Ее парфюм ему очень даже нравился. Но все же в прихожей я еще раз взглянула на себя в зеркало и стерла румяна.

Я захлопнула дверь и побежала по дорожке навстречу Кэму. Я видела из своего окна, как он подъехал, поэтому спустилась прежде, чем он мог войти и встретить маму.

Я прыгнула в машину.

– Привет.

– Привет. Я мог бы позвонить в дверь.

– Поверь мне, так будет лучше, – сказала я, чувствуя какое-то стеснение. Как вообще возможно, что ты болтаешь с человеком часами по телефону, плаваешь с ним в бассейне, а затем чувствуешь себя так, будто вообще его не знаешь?

– Знаешь, Кинси немного странный, но он неплохой парень, – предупредил меня Кэм, сдавая назад. Он был прекрасный водитель.

Я спросила небрежно:

– Он случайно не продает метамфетамин?

– Насколько я знаю, нет, – ответил он, улыбаясь. Когда он улыбался, на правой щеке у него появлялась ямочка. Это было ужасно мило.

Я расслабилась. Метамфетамин больше не беспокоил меня, но осталось еще кое-что. Я несколько раз покрутила браслет на запястье.

– Помнишь тех парней, с которыми я пришла на вечеринку? Джереми и Конрада?

– Типа твоих братьев?

– Да. Они тоже могут прийти. Они знают Кинси.

– Правда? Здорово. Может быть, они поймут, что я не такой уж и подонок.

– Они не считают тебя подонком, – сказала я. – Хотя, может быть, и считают, но тут нет ничего личного. Они так думают о каждом парне, с которым я общаюсь.

– Наверное, очень дорожат тобой, если так тебя оберегают, – предположил он.

– Не совсем. Ну, Джереми, наверное, да, а Конрад только из чувства долга. Или он просто привык к этому. Он почти как самурай. – Я посмотрела на Кэма. – Прости, тебе это, должно быть, не интересно.

– Нет, интересно, – сказал Кэм, – Откуда ты знаешь о самураях?

Я сказала, поправляя платье:

– Это все всемирная история с мисс Баскервиль в девятом классе. Мы целую четверть изучали Японию и бушидо[13]. Я была одержима идеей харакири.

– Мой папа наполовину японец. И бабушка там живет, мы ездим к ней раз в год.

– О! – Я никогда не была в Японии да и вообще в Азии. Даже мама туда никогда не ездила, хотя я знаю, что она очень хочет. – А ты говоришь по-японски?

– Немного, – сказал он, почесав затылок. – Можно сказать, что да.

Я присвистнула (я здорово умею свистеть, и у меня это повод для гордости).

– Так значит, ты говоришь на английском, французском и японском? Здорово. Ты просто гений.

– Еще на латыни, – напомнил он, улыбаясь.

– Но латинский не разговорный, это мертвый язык, – запротестовала я.

– Не такой уж и мертвый. Это основа всех романских языков. – Он сказал это так же, как мистер Кони, мой учитель латыни в седьмом классе.

Когда мы подъехали к дому Кинси, мне не хотелось выходить из машины. Я люблю говорить, когда меня слушают. Не знаю большего удовольствия, в такие моменты я чувствую себя могущественной.

Мы припарковались в тупичке, битком набитом машинами. Кто-то вообще наполовину заехал на лужайку. Кэм шел очень быстро. У него длинные ноги, и поэтому мне пришлось поспешить, чтобы не отставать.

– Откуда ты знаешь этого парня? – поинтересовалась я.

– Он мой дилер. – Кэм рассмеялся, увидев реакцию, отразившуюся у меня на лице. – Флавия, ты такая доверчивая. У его родителей есть лодка. Я встретил его в гавани. Он хороший парень.

Мы вошли, не постучавшись. Музыка орала так громко, что ее было слышно еще на подъездной дорожке.

Это было караоке. Девушка на разрыв аорты исполняла Like a Virgin, каталась по полу, так что провод микрофона обмотался вокруг ее ног. В гостиной сидели человек десять, пили пиво и по очереди просматривали песенник.

– Спой Livin’ on a Prayer, – попросил парень девушку, лежащую на полу.

Я заметила, что несколько незнакомых мне парней не сводят с меня глаз и подумала, что и правда переборщила с макияжем. Для меня было в новинку это ощущение, когда парни на тебя глазеют. Меня это поразило и в то же время немного напугало. Я заметила девушку, с которой разговаривала на прошлой вечеринке, ту, которой нравился Кэм. Она смотрела на нас, потом отвела взгляд, но все равно украдкой поглядывала в нашу сторону. Мне стало жаль ее. Я очень хорошо ее понимала.

Я заметила Джилл, нашу соседку. Она приезжала в Казенс на выходные. Она помахала мне, и я поняла, что прежде никогда не видела ее за пределами наших дворов. Она сидела рядом с парнем, который по вторникам работал в магазине компакт-дисков и всегда носил бейджик вверх ногами. До этого я никогда не видела нижнюю часть его тела, он всегда стоял за стойкой. Там была и официантка Кэти из «Крабовой лавки Джимми», без красно-белой полосатой формы. Люди, которых я видела в Казенсе каждое лето на протяжении всей жизни. Так вот где они были все это время! Они тусовались на вечеринках, пока я сидела дома и пересматривала старые фильмы с мамой и Сюзанной, запертая в четырех стенах, как Рапунцель.

Мне показалось, что Кэм знает там всех. Он здоровался с парнями, обнимал девушек. Он представил меня всем, называя своей подругой.

– Знакомьтесь, это моя подруга Флавия. – Потом обратился ко мне: – Это Кинси, а это его дом.