Праздник в сказочной стране - Мишель Дуглас

Николь худела и была намерена худеть до конца! Кстати, у нее уже были успехи.

— Ты же сладкоежка, Николь.

— С этим покончено.

— Ты сладкоежка, — упрямо протянул он. — А сейчас Рождество…

Ей не понравился блеск в его глазах.

— И что?..

Кейд дотянулся до стоявшей на полу среди оберточной бумаги и игрушек банки с изюмом в шоколаде и поднес ее Николь. Кто, черт возьми, может выдержать такое? У нее потекли слюнки.

Кейд потряс банку.

— Нико-оль! Она еще закрыта!

Николь прислушалась, как нежно стукаются друг о друга горошинки в своей стеклянной тюрьме… они так хотят выбраться на свободу… Они мечтают прыгнуть ей в рот… Саймон уже оказал ей любезность, сообщив, что «эти штуки очень похожи на какашки кенгуру», но почему-то даже это ее не впечатлило. «Какашки кенгуру, какашки кенгуру», — несколько раз повторила она про себя. Нет, не помогает!

— Я оставлю их на потом, — пробормотала она умирающим голосом. — Когда съедим все остальные конфеты, мы прикончим и эти.

— Этими конфетами ты не будешь ни с кем делиться. Это только тебе.

Что-то внутри ее целиком и полностью согласилось с его заявлением. Кейд скользнул к ней на диван и — чпок! — вскрыл банку. Какая бестактность! Но тут он поднес банку к ее носу и стал водить ею туда-сюда. Аромат шоколада, аромат изюма проник ей прямо в душу. Душа снова пустила слюнки.

— Ну вот, уже открыты.

Что ж, он мог бы соблазнить и куда более стойкую женщину, чем она. Она слаба. Николь попыталась подумать о Мельбурне… о Диане… о Брэде… Да ну их всех к черту… А он явно задумал что-то новенькое. Набрал полную горсть драже и поднес к ее губам. Потом, очень медленно, двумя пальцами, взял одну-единственную конфетку и положил себе в рот.

— М-м-м… божественно!

Николь окаменела. Ей захотелось пристукнуть его за то, что он так безжалостно сбивал ее с пути истинного. Вторая конфетка отправилась ему в рот, предварительно облетев вокруг ее носа. Он подцепил третью…

Николь схватила шоколадный шарик из его горсти и бросила себе в рот. Шоколад растаял у нее на языке, сладкий и немного горький, а изюминка… изюминка была как бы кисленькая, и ее вкус взорвался во рту фонтаном. Николь застонала, закрыв глаза. Экстаз! Кейд взял ее за запястье и пересыпал конфеты в ее руку. Она не протестовала. Она просто ела. А он, не отрываясь, наблюдал за ее пиршеством. Она слопала все конфетки, которые он насыпал ей в горсть, но ей хотелось еще и еще! «Анн-Николь! Ты прожорливое животное!» — прогремело у нее внутри. Она нашла крышку и попыталась приладить ее обратно к банке. Но Кейд схватил ее за руку и не позволил закрыть конфеты. Он все сильнее сжимал ее кисть и вглядывался в ее лицо.

— Зачем отказывать себе в удовольствии?

«Он что, шутит?»

— Да просто я могу слопать целую банку зараз. Стану толстой. То есть еще толще. Жирной стану.

— Неужели ты не можешь хотя бы иногда себя побаловать?

— Опасно потакать слабостям.

Глаза его сузились. Он отсыпал себе горсть конфет, взял одну штучку и поднес к ее губам. Она не смогла устоять — то ли перед шоколадом, то ли перед Кейдом.

— Это варварство — не кормить тебя шоколадом! — Голос его прозвучал хрипло. — Ты точно его очень любишь.

Что же она творит. Ей же надо похудеть, чтобы доказать Брэду, Диане и кому-то там еще, что она — не безвольная тряпка, а сильная, шикарная женщина… Кажется, так? Она уже не совсем точно ориентировалась в собственных планах. Кейд протолкнул еще одну конфетку между ее губ. Честно говоря, это было неприлично. И очень вкусно.

— Ты что, счастливее будешь, если похудеешь?

— Да! — Естественно. Это подтвердит любая женщина.

— Господи, да как же это связано? Что не так с твоей фигурой? Я обожаю ее. Невыносимо смотреть, как ты себя истязаешь. — Он вложил ей в руку остававшиеся у него конфетки. — Ешь и забудь о своих дурацких установках!

Слезы навернулись у нее на глаза, когда она услышала, что он обожает ее фигуру. Так, со слезами на глазах, она и доклевала шоколадные изюмины со своей ладошки.

— Все. — Николь откинулась на спинку дивана. — Если съем еще хоть одну, заболею!

И только тогда Кейд накрыл банку крышкой.

— Николь, беда-то не в весе. Беда — в твоем отношении. Пока ты не научишься ценить себя, любить свое тело — а его надо любить, потому что оно красиво! — ты и от других ничего хорошего не дождешься. Тебе не похудеть надо, а научиться жить с высоко поднятой головой.

Да, у Хиндмаршей это есть. Она всегда замечала, как держатся Верити и Ди — без грамма снобизма, очень просто, даже с толикой самоиронии. Но — с неизменным чувством собственного достоинства. Конечно, мамино воспитание не способствовало развитию высокой самооценки. Но сейчас-то она уже давным-давно выросла. Николь ведь прекрасно сознает, что она одаренный педагог. Знает, что у нее прекрасный голос. Как выяснилось, она еще и неплохая наездница (не будем про бокс). А еще она — хороший, верный друг.

— Все это простые, очевидные истины, но… — задумчиво произнесла Николь, — одно дело знать, а другое — верить. Я… я начинаю верить.

Он внимательно посмотрел ей в глаза, потом перевел взгляд ниже. Николь стало жарко. Было что-то невыносимо соблазнительное в том, как он, не отрываясь, просто смотрел потемневшими от страсти глазами на ее губы.

— Тебе пора идти спать.

Правильные слова сорвались с его языка, но при этом он так и не пошевелился и не оторвал жадного взгляда от ее губ. А она и не подумала подчиниться — сегодня ночью он сам ей доказал, что не стоит отказывать себе в маленьких слабостях. Хотя… страсть, которую он вызывал в ней, нельзя было отнести к маленьким слабостям — она совершенно точно хотела его гораздо, гораздо больше, чем изюм! А значит…

Она погладила его лицо обеими руками и, подавшись к нему, легонько прижалась губами к его губам. У нее на губах был вкус шоколада, у него — виски, и сочетание получилось восхитительное. Он не отозвался, но и не сбежал. Это ее вполне устраивало. Она придвинулась еще ближе и поцеловала его более жадно. Он, кажется, перестал дышать. Ее руки исследовали его лицо — угловатые линии челюсти, волевой подбородок, — она давно мечтала это сделать. Николь стала гладить крепкую шею, прямые плечи. Одну руку она обвила вокруг его затылка, изогнулась, прижалась к нему еще теснее. Другой начала блуждать по его груди, наслаждаясь ощущением брутальной мужественности и силы. Ее смелость разбила чары, заставлявшие его сидеть недвижимо, и Кейд наконец очнулся. С глухим стоном он сгреб ее в охапку, прижал к себе и стал целовать неожиданно властно, собственнически — она никогда бы не подумала, что именно это ей понравится!

Его рука проникла ей под футболку. Она задохнулась от восхитительно интимного ощущения его шероховатой ладони на своей коже. Теперь страсть вспыхнула, словно разошедшийся в полную силу пожар. Он наваливался на нее почти всем своим весом, вжимая в подушки. Его губы, язык дразнили ее рот, и все, что она могла, — только еще сильнее цепляться за его плечи. Его сильное бедро вклинилось между ее бедер, заставляя ее раскрыться. Николь выгнулась, охваченная единственным желанием — чтобы он наконец полностью накрыл ее своим телом.