Каталина - Уильям Сомерсет Моэм

— Клара? — вскричал Диего. — Да на что она мне? Она горбата, косоглаза, а волосы у нее, как у шелудивой собаки.

— Лжец, — рассмеялась Каталина. — Действительно, на ее лице остались оспинки и зубы у нее слегка желтоваты, а одного нет совсем, но, в общем, она не так уж страшна, и у нее добрый характер. Я не виню твоего отца, что он нашел тебе такую жену.

— Мой отец может катиться…

Для соблюдения приличий мы не будем повторять слова Диего, предоставив право закончить фразу читательскому воображению. Но Каталина привыкла к прямому языку тех времен и даже не покраснела. Наоборот, пылкость ее возлюбленного вызвала у девушки довольную улыбку.

— Сегодня утром я был в соборе, — продолжал Диего, — и когда увидел тебя, во всей красе стоящую перед алтарем, будто меч вонзился в мое сердце, и я понял, что все отцы мира не смогут разлучить нас.

— А я никого не видела. Я не понимала, где нахожусь и что со мной происходит. А потом миллион иголок вонзились в мою ногу, и от боли я чуть не потеряла сознание и пришла в себя только в объятиях мамы. Она смеялась и плакала, и я тоже разрыдалась.

— Ты бежала и бежала, а мы кричали от радости. Ты мчалась, как лань, убегающая от охотника, как лесная нимфа, услышавшая приближающиеся голоса людей, как… — Тут воображение изменило Диего, и он закончил фразу довольно банальным сравнением: — Ты бежала, как небесный ангел. И была прекраснее зари.

Каталина слушала бы его до утра, но за спиной раздался голос Марии:

— Иди спать, дитя. Ты же не хочешь, чтобы соседи сплетничали о тебе, и вообще, уже поздно.

— Спокойной ночи, любимый.

— Спокойной ночи, свет моих глаз.

Надо же так случиться, что отец Диего и галантерейщик в эти дни спорили о куске пустующей земли, который портной хотел получить в приданое, а галантерейщик — оставить за собой. Вероятно, за кружкой пива они могли бы найти компромиссное решение, но, к удивлению галантерейщика, портной уперся, как баран. Произошел крупный разговор, закончившийся скандалом, и почтенные отцы разошлись в разные стороны. Портной, тем не менее, имел веские причины для столь странного, на взгляд галантерейщика, поведения. Во-первых, чудо прославило Каталину и могло благотворно отразиться на количестве заказов, выйди она замуж за Диего. Во-вторых, Каталина сама была опытной вышивальщицей. И в-третьих, что, возможно, и стало решающим, начались разговоры, что благородные дамы города, очарованные ее скромностью и хорошими манерами, решили собрать девушке достойное приданое. И теперь портной смотрел на Каталину как на желанную партию. Диего она принесла бы счастье, а ему — новых клиентов. Так исчезло последнее препятствие, преграждавшее влюбленным путь к счастью.

В то время, как Каталина и Диего мирно беседовали, разделенные лишь железной решеткой, аббатиса строила планы, не в малой степени касающиеся их будущего.

Донья Беатрис всегда скрупулезно выполняла религиозные обязанности. Монастырь в Кастель Родригесе стал гордостью ордена, монахини отличались безупречным поведением, пышность церковных служб привлекала сотни верующих, а каждый нуждающийся, обратившийся за помощью, находил, как минимум, сочувствие. Но, несмотря на набожность и благочестивость, аббатиса питала лютую ненависть к некоей монахине из Авилы, Терезе де Сепеда. Когда донья Беатрис была послушницей, эта монахиня, в монашестве мать Тереза, наделала немало шума, неоднократно заявляя, что ей являлись Иисус Христос, пресвятая богородица и прочие небожители, не говоря о том, что она выгнала дьявола, явившегося к ней в келью, брызнув в него святой водой. Наконец, недовольная мягкостью устава кармелитского ордена, она ушла из монастыря и основала новый орден, с более суровыми правилами. Остальные монахини расценили этот поступок как оскорбление и приложили все силы, чтобы уничтожить нежелательного конкурента. Но Тереза де Сепеда оказалась женщиной энергичной, решительной и смелой и, подавляя непрекращающуюся оппозицию, открывала монастыри босоногих кармелиток по всей Испании. Название ее ордена определялось тем, что вместо крепких кожаных башмаков монахини матери Терезы носили сандалии с подошвами, сплетенными из веревки. И к моменту ее смерти, случившейся за несколько лет до описываемых событий, орден босых кармелиток по своему влиянию сравнялся, а где-то и превзошел старый орден. Самого упорного противника мать Тереза встретила в лице доньи Беатрис. Аббатиса не терпела даже разговоров о длительных умерщвлениях плоти, которым подвергали себя босоногие кармелитки, и о посещавших их видениях. Какое право имела эта снедаемая гордыней, высокомерная и хитрая женщина, к тому же низкого происхождения, ставить себя выше других. Наконец, она настолько обнаглела, что обратилась к епископу провинции с просьбой открыть монастырь в Кастель Родригесе. К тому времени она уже приобрела влиятельных друзей как при дворе, так и среди духовенства, и донье Беатрис пришлось использовать все свое влияние, чтобы остановить соперницу. Чаша весов в этой отчаянной борьбе все еще колебалась, когда мать Тереза умерла.

И, помолившись за ее грешную душу, донья Беатрис облегченно вздохнула. Она не сомневалась, что с уходом этой беспокойной женщины созданный ею орден придет в упадок и монахини вернутся в кармелитские монастыри. Но она не представляла, какую глубокую память оставила мать Тереза в своих духовных дочерях. Очень скоро по всей Испании пошли слухи о чудесах, совершенных ею при жизни и после смерти. Когда мать Тереза отошла в мир иной, ее келью, как рассказывали очевидцы, наполнил нежный запах, а девять месяцев спустя ее тело выкопали из могилы, и оказалось, что оно совершенно не изменилось, а тем же нежным запахом благоухал уже весь монастырь. Больные исцелялись, прикоснувшись к ее останкам. Многие уже говорили о том, что пора причислить ее к лику блаженных, и донья Беатрис, наконец, поняла, что рано или поздно мать Тереза станет святой.

Это обстоятельство серьезно обеспокоило аббатису. Приобщение матери Терезы к лику святых значительно укрепило бы позиции босоногого ордена. Конечно, святые были и среди кармелиток, например оба основателя ордена, но это произошло очень давно, а люди почему-то всегда чтили новых кумиров, незаслуженно забывая старых. Аббатиса не могла воспрепятствовать подъему нового ордена, но тут ей предоставилась возможность выдвинуть своего кандидата в небожители. Провидение указало ей правильный путь, и отказываться от такого подарка было бы грешно. Лазарь стал святым только потому, что присутствовал при чудесах, совершаемых Иисусом. А Каталина, набожная и добродетельная девушка, излечилась милостью святой девы в присутствии не двух-трех полоумных монахинь и ищущих собственных выгод священников, но огромного числа верующих. Получив знак божественного расположения, она, естественно, всю оставшуюся жизнь должна посвятить служению Иисусу. Правда, донья Беатрис краем уха слышала, что Каталина влюблена в какого-то юношу, но сочла эти слухи несущественными. Ей не верилось, что девушка в здравом уме могла выйти замуж за портного, вместо того чтобы наслаждаться благами духовными и материальными, предоставленными ей монастырем. Каталина прославила бы и саму обитель и весь орден. Дева Мария, несомненно, еще не раз выразит девушке свое благоволение, ее известность будет расти, и после смерти Каталина сможет занять достойное место среди небожителей.