Святые и разбойники неизведанного Тибета. Дневник экспедиции в Западный Тибет - Джузеппе Туччи

«Я преклоняюсь перед высочайшим Господом, проявленным Богом и абсолютным покоем, всепроникающим и всеприсутствующим. Он – Брахма и священное откровение. Слава Ему, Абсолюту в Себе Самом, без атрибутов, за пределами любого воображения, по ту сторону любого желания – чистому разуму, обнимающему беспредельное пространство».

«Слава Ему, не имеющему формы, который есть первооснова всего, что являет форму, – четвертому измерению Духа. Слава Владыке Горы, лежащему за пределами слова, сознания и чувств. В своей грозной ипостаси Он – смерть бога смерти; в своей милосердной ипостаси – Тот, кто, сойдя к нам в доступной форме своих качеств, ведет нас к вневременному существованию».

Нас вновь поглотила пустыня. Позади, в Дарчине, остались караванный путь и тропы паломников; бесконечные вереницы гребней уныло простираются меж горных цепей, которые с двух сторон замыкают горизонт ледяными вершинами. Справа возвышается гряда Кайласа, слева располагается Заскар. Высокогорная тундра становится все суровее, а растительность все более редкой и чахлой; начинает исчезать вода. Все труднее найти места для привалов, которые были бы пригодны для выпаса наших животных.

Идем вдоль берега Сатледжа. Мы наблюдали его рождение из вод Ракас Тала в виде обыкновенной речушки кристальной воды [28], которая неторопливо журчала на покрытой зеленью равнине; спустя несколько переходов, реку уже не узнать, столь бурно и яростно несется она среди утесов и скал по вырытому в течение тысячелетий ложу. Тибетцы называют Сатледж «река, исходящая из слоновьей глотки». Они верят, что по четырем сторонам света, в пещерах вблизи озера Манасаровар скрыто четыре животных: слон, лев, бык и конь. Из глоток этих зверей вытекают величайшие реки Азии. Это одна из наиболее древних легенд Востока, возникшая среди индоарийцев в незапамятные времена, позднее она проявилась в космогонических легендах средневековой Европы и должна была быть известна скифским племенам Центральной Азии, принимая во внимание некоторые композиции на золотых украшениях из Майкопских курганов, на которых мы видим, как представляется, аллегорию на гору – центр универсума, и четыре реки, стекающие с нее.

Я уклонился от наиболее людных троп, чтобы достичь двух монастырей, Дулчу и Тиртхапури, которые паломники, встреченные мною в Дарчине, описали как весьма интересные. К сожалению, невозможно слишком полагаться на их информацию: они видят храмы и священные места глазами, отличными от наших, – как уголки земли, освященные присутствием мистических сил, приближаться к которым необходимо с твердым духом и сосредоточенным в медитации сознанием. Мы же изучаем эти места в качестве памятников искусства, как сохранившиеся свидетельства славного прошлого и как символы религиозной мысли, не имеющей более ни блеска, ни устремления.

Мы потратили два дня, чтобы достичь Дулчу[38] – скромного гомпа, почти на самом берегу Сатледжа, который разливается по покрытой редкой травой равнине и разбивается на тысячи ручьев, насыщающих влагой почву. Этот гомпа подчиняется крупному монастырю Толинг и так же, как и он, принадлежит школе желтых шапок. Три монаха являются хранителями бедного, перестроенного в современную эпоху храма, имеющего лишь два придела. Тот факт, что данный монастырь подчиняется Толингу, означает, что мы уже находимся в Гуге – провинции, которая на рубеже II тысячелетия имела политическую независимость, переживала религиозный расцвет и развитие торговли. Я уже путешествовал по этому региону и частично исследовал его в ходе моей последней экспедиции 1933 года. Подвергнувшаяся мусульманскому нашествию Индия посылала сюда своих аскетов и мастеров искусства, с тем чтобы пересадить на новую почву великие традиции буддизма и своей собственной культуры. Владыки Гуге и его монастыри распространяли свет Учения среди других провинций Тибета. Затем наступило разложение; медленно, но неумолимо опустилась тьма: войны, нищета и вымирание населения. Безмолвная пустыня поглотила человека и его творения.

После двухдневного перехода мы достигли Тиртхапури, или, как его называют тибетцы, Третапури. Дорога становится все хуже; мы должны переправиться через Трокпошар и Трокпонуб, уровень которых поднялся в результате обильных дождей последних дней. Две реки стремительно несутся меж крутых, высоких обрывов, сотворенных вековой яростью вод. Мы теряем одного яка; другие животные также начинают чувствовать усталость от долгого и трудного путешествия. Пастбища попадаются все реже, а подъемы и спуски чередуются все чаще.

Тиртхапури является местом паломничества для тибетцев и индусов. Оно располагается в складках скалы, побелевшей от наростов, оставленных накипью серных источников. Название Тиртхапури, то есть «священный город», – результат эвфемизма. В древних документах я обнаружил, что подлинным названием этого места было Претапури – «город умерших», но не просто умерших, а служащих силам зла, каковыми являются прета, соответствующие нашим лемурам [29]. Всегда блуждающие с целью нанести вред живущим, отягощенные вечным голодом, они обладают ненасытным чревом и ртом величиной с игольное ушко. Таким образом, Претапури является пастью ада. Это скала зеленого цвета с возвышающимися то там, то здесь белыми конусами, являющими беспорядок, которому должно соответствовать обиталище бесовских сил. Струи кипящей серы и пара устремляются вверх из подземных пустот; изо всех щелей, воронок и гротов доносится клокотание вод.

Воображение паломников присвоило имя каждому из этих адских источников; каждая скала связана с определенной легендой, каждая пядь земли требует коленопреклонения. Недра земли посвящены божествам ада. Необходимо внимательно следить не только за собственными действиями, но и за способом их совершения – скрытые силы притаились повсюду. Темные хтонические божества в любой момент готовы появиться из земных глубин. Паломники, совершив ритуал поклонения, посещают храм и торопливо устремляются к менее опасным местам; практически никто не осмеливается останавливаться вблизи обиталища неведомых сил.

Тиртхапури это не деревня, а группа храмов и часовен, которые принадлежат секте дугпа и находятся под управлением воплощенца из Рупшу, того самого, которому подчиняется, как мы уже видели, большой монастырь Лангпона на берегах Манасаровара.

Выше, в небольших храмах у подножия белёсой скалы, не имеется ничего значительного. Часовни были перестроены в новейшее время. Однако я был восхищен некоторыми великолепно исполненными статуями, в особенности изображением Падмапани непальской работы. Все остальное – современная работа и находится в крайне запущенном состоянии. Все же в куче литургических книг мне удается обнаружить копию старой хроники монастыря, которая среди многочисленных легенд содержит ценные исторические сведения. Подобные легенды отражают слияние тибетской и индийской мифологических традиций. Монастырь предоставлен заботам хранителя, который после показа храмов берется провести меня среди причудливого пейзажа, созданного серными источниками, и указывает одну за другой фантастические скалы, вышедшие скрученными, словно в судорогах, из недр земли. Кажется, будто весь пантеон тибетского тантризма устроил собрание среди этих конусов и монолитов, которые, следуя не всегда нам ясным ассоциациям, воображение охваченного религиозным ужасом народа населило своими божествами. Вот перед нами вереница богов, богинь и демонов, местожительство которых путеводители описывают коленопреклоненным и испуганным паломникам: четырехрукое божество-охранитель (mGon po phyag bzi), чудеснорожденная Гаруда (Bya khyung rang ’byung), Самвара (bDe mchog), Будды врачевания (Sangs rgyas sman bla), чудесно воздвигнувшийся Кайлас (kangs Ti se rang ’byung), следцг ступней одиннадцатиглавого Авалокитешвары (Zhal bcu gcig) и Ваджрадхары (Phyag na rdo rje), Падмасамбхава, хранители трех мистических семей (Rigs gsum mgon po).