Принцесса вандалов - Жюльетта Бенцони

— Мама!

И шлепнул Изабель ладошками по лицу.

Со слезами на глазах она поцеловала маленькую ручку.

— Он узнал меня, — воскликнула она сама не своя от радости. — Вот чудо-то!

И снова принялась целовать ненаглядного сыночка.

— Если вы будете продолжать с тем же пылом, дочь моя, от нашего мальчика ничего не останется, — засмеялась госпожа де Бутвиль. — А чуда никакого нет. Он очень умный мальчик, а о вас мы говорили каждый день, так что нет ничего удивительного, что он вас узнал.

— И все-таки это чудо! — повторила Изабель.

Она сама удивилась, насколько счастливой себя почувствовала. Этот маленький человечек, о котором она столько времени и не думала, зная, что он находится в надежных руках, в одно мгновение стал для нее самым дорогим и важным на свете, затмив горечь разлуки с возлюбленным.

Все время Изабель отныне принадлежало малышу. Она вспомнила множество увлекательных детских игр и снова от души хохотала, как в давние времена, когда девочкой играла с Франсуа. С той только разницей, что Франсуа уже тогда всегда старался затеять драку, а Людовик-Гаспар всегда был готов приласкаться. Особенно когда темнело. После ужина он всегда устраивался у матери на коленях, и они вместе читали коротенькую молитву. После молитвы малыш почти сразу же засыпал, засунув палец в рот. И Изабель оставалось только унести его в кроватку и поцеловать на сон грядущий.

Счастливым мигом было и утреннее пробуждение. В противоположность многим своим современникам, в особенности принцу де Конде, которому нечему было поучиться ни у отца, ни у покойного короля Генриха IV, в доме герцогини был настоящий культ воды и мыла, и она мылась каждый день, а потом смазывала кожу душистым маслом, чтобы она всегда была у нее нежной и гладкой, чему многие дамы завидовали…

Сына Изабель купала в лохани для стирки, которую ставили возле камина, и малыш очень скоро полюбил плескаться в теплой воде. Он смеялся, брызгался, бил ручками по воде, а его бабушка не без удивления на него поглядывала. Госпожа де Бутвиль всегда заботилась о чистоте детей, но даже она не устраивала им ванну каждый день.

— Вы уверены, что не создадите мальчику лишних трудностей, — как-то спросила она дочь. — Рано или поздно ему придется перейти в мужские руки…

— Если у него будет потребность чувствовать себя чистым, он всегда найдет, где ему помыться. Даже если будет в действующей армии! Я знаю, что Франсуа всегда находил ручей, реку или пруд, чтобы выкупаться. Меня больше всего мучает вопрос, кому мне доверить сына, когда он подрастет. У него нет отца, а его дядя служит испанцам…

Увидев, как потемнело лицо матери, Изабель пожалела, что не удержалась и упомянула ненавистных испанцев. Как будто позабыла, что госпожа де Бутвиль вновь мучается беспрестанной тревогой, какой мучалась, пытаясь уберечь мужа от его роковой судьбы! Изабель подошла к матери и обняла ее.

— Не думайте ни о чем плохом, мама! Говорите себе, что король, даже если возьмет в плен господина принца, не посмеет отправить его на эшафот. Народ не один год носил на руках своего героя, королю не захочется новых бурь, баррикад и цепей посреди улиц. А значит, и Франсуа не заслужит самого сурового наказания. Не будем забывать, что Мазарини тоже не вечен. Во всяком случае, мы договорились с принцем, что будем писать друг другу письма. А это уже немало. Я не перестану умолять его опомниться и вернуться к исполнению своего долга… Просить, чтобы помог моему брату увидеть истинное положение вещей!

Зима не замедлила с приходом, и парижские новости, регулярно приходившие в Мелло, не содержали ничего огорчительного. Все продолжали праздновать возвращение короля, одно празднество следовало за другим. Госпожа де Бриенн вновь вернулась ко двору королевы и заполняла листок за листком перечислением балов, представлений и всевозможных развлечений, не скрывая, что «в самом ближайшем времени надеется на потепление». Принесенное шпионами кардинала известие, что принц де Конде стал главой испанской армии, произвело впечатление разорвавшейся бомбы. Король разгневался. В конце ноября по всей Франции читали королевский указ, в котором «принцы де Конде и де Конти, герцогиня де Лонгвиль, герцог де Ларошфуко и принц де Тальмон» объявлялись преступными бунтовщиками, виновными в оскорблении Его Величества, нарушении общественного спокойствия и измене родине. В качестве таковых вышеозначенные персоны лишались всех званий, должностей, привилегий и прав, на которые могли бы претендовать в королевстве». У вышеозначенных персон конфисковалось также имущество.

Герцогиня де Шатильон в указе не упоминалась, пребывая по-прежнему в изгнании. Точно так же не упоминалась и Мадемуазель, которую отправили томиться скукой в Сен-Форжа. Месье со свойственной ему осторожностью не стал просить за дочь, предоставив ей возможность сидеть в одиночестве в провинции и кусать локти. Как-никак она провинилась и перед ним, посмев вынудить его выдать ей проклятые ключи, причину всех бед!.. Добрый папочка во всеуслышание осудил поступок дочери, в чем его всячески поддержала его жена Маргарита Лотарингская, родная сестра любителя бегов, герцога Карла, которая искренне ненавидела свою падчерицу. Дядя короля чувствовал себя при дворе лучше, чем когда бы то ни было, и время от времени дружески беседовал с Мазарини.

Что же до Изабель, то ее мать и госпожа де Бриенн беспрестанно твердили ей, что она отделалась легким испугом, отправившись в изгнание в свой самый красивый замок, где может принимать всех, кого пожелает.

И тех, кого не желает, тоже.

На следующий день после королевского указа — Изабель в это время осталась в Мелло одна: мать уехала на несколько дней в Преси, а госпожа де Бриенн в Париж — Агата доложила ей, что приехал аббат Фуке и желает, чтобы его приняли.

— Он один или кто-то его сопровождает?

— Нет, он один. Ссылаясь на холодную погоду, попросил отвести его лошадь в конюшню.

— Пусть, однако, конюх позаботится, чтобы эта лошадь была готова в любую минуту отправиться в обратный путь. Надеюсь, наш нежеланный гость не рассчитывает на приглашение переночевать у нас?

Изабель пришла в крайнее раздражение. Этот приезд во второй половине дня, когда уже явно холодает, а солнце близится к закату, не вызвал у нее добрых чувств. Тем не менее она распорядилась проводить гостя в библиотеку и сама отправилась туда, чтобы его встретить. Именно в этой комнате Изабель охотнее всего проводила время, и сейчас книги, которыми были заставлены все стены, казались ей самыми лучшими помощниками. К тому же в холодное время года здесь всегда горел камин, уберегая кожаные переплеты от сырости. Середину комнаты занимал письменный стол, за него Изабель и села, желая дать понять, что дает короткую аудиенцию, а вовсе не принимает у себя гостя. И чтобы это стало еще очевиднее, положила перед собой лист бумаги и взяла в руки перо.

Она даже успела написать «Милая моя подруга…», как открылась дверь, и вошел аббат, элегантный по обыкновению, хотя и немного запыленный с дороги. На лице его сияла радостная улыбка. Однако улыбка погасла под ледяным взглядом Изабель. Она едва подняла на него глаза.