Пардес - Дэвид Хоупен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я не очень понимаю, на что ты намекаешь, – сказал я, – но я не марионетка.
– Можно вопрос на миллион?
– Давай.
– Как так получилось?
– Что получилось?
– Как ты с ними связался?
– Не понимаю.
– Все ты понимаешь.
– Они мои друзья. – Меня охватило раздражение: не хватало еще оправдываться из-за того, что меня приняли в компанию.
– Ага, конечно.
– Не веришь?
– Отчего же. Да я и не придаю этому большого значения.
– Чему именно?
– На тебя теперь многие будут… обращать внимание, скажем так. Да ты и сам это скоро заметишь.
– Ну разумеется, не может же быть такого, что моим друзьям просто со мной интересно. Это ведь уму непостижимо.
– Ой, я не хотела бить по больному, – сказала она. – Я всего лишь имела в виду, что сама от них не в восторге. Ты, конечно, вправе относиться к ним как считаешь нужным. Но, по-моему, быть самому по себе вовсе не плохо.
Я не ответил, лишь раздраженно щипал сэндвич. Думал уйти, но не знал куда. Девушка писала уравнения на полях учебника.
Когда прозвенел звонок, она демонстративно захлопнула книгу и встала:
– Рада познакомиться.
– Взаимно, – буркнул я, не поднимая глаз.
– Извини, если обидела.
– Ничего страшного.
– Кстати, твой ответ мне понравился больше.
Я скомкал бумажный пакет из-под сэндвича.
– Ты о чем?
– София, по-моему, перемудрила.
Я нахмурился, соображая, о чем речь.
– Я про урок миссис Хартман в первый день. Я сидела сзади, через четыре ряда от тебя. – Она собрала вещи. – Довольно логичная теория для парня с двумя именами.
И ушла. Ярко-желтый рюкзак подпрыгивал у нее на спине.
* * *
В среду наш класс отвезли на “рассветный миньян” – ежегодная духоподъемная традиция: двенадцатиклассники молились на пляже, общались, завтракали. Мы приехали в шесть утра, шатаясь от недосыпа; в воздухе висел редкий туман. В сумеречном небе пробивались лучики света.
Как ни странно, молиться было приятно. То ли из-за обстановки – небо из темно-серого постепенно становилось светло-голубым, легкие волны накатывали на берег, вокруг пусто, ни души, – то ли потому что мы еще толком не проснулись. Перед началом рабби Фельдман произнес короткую речь о том, что нужно чувствовать божественное в природе, о том, как замечательно пообщаться с Богом с утра пораньше, о том, что ощущаешь нутром, когда стоишь у океана и размышляешь о своем месте в мире. Я молился в одиночку, погрузившись в себя, и в кои-то веки не опасался, что меня осудят за чрезмерную кавану[104], как опасался каждое утро на “миньяне икс”. Мне удалось полноценно помолиться впервые с тех пор, как мы перебрались во Флориду.
Потом подъехал на фургоне Джио (“Беллоу, мудило укуренное, – сказал он Оливеру с глазу на глаз, – поделись травой, я же дал вам шезлонги на балкон!”), привез бейглы, вафли, вкуснейший сливочный сыр, копченую лососину, ругелах и какое-то неизвестное мне желе. Затеяли играть в тачбол. Команду раввинов возглавил рабби Фельдман, участвовал даже тщедушный рабби Шварц – один раз он оступился и на глазах у всех улетел вниз головой в воду.
Мы с Ребеккой сидели в сторонке, на мягком песке, и жевали вафли.
– Знаешь что, Ари? – сказала Ребекка. – Такие моменты редки.
– О чем ты?
– О том, о чем нам будут говорить без остановки весь учебный год – да, собственно, уже говорят. Что это лучшее время нашей жизни, которое мы будем вспоминать с улыбкой и жалеть, что не наслаждались им чуть более осознанно.
Я разломил вафлю напополам.
– Мне такое точно никто никогда не говорил.
Она рассмеялась.
– Скажут еще. А ты отмахнешься, как я, но они правы. Посмотри вокруг. С нами все время друзья, учителя, родители, братья, сестры. У нас ни работы, ни настоящих обязанностей. Так уже никогда не будет, правда?
– Похоже, ты по-настоящему счастлива. Приятно слушать счастливого человека.
Она коснулась моей руки:
– Ты так говоришь, будто это что-то из ряда вон. Не уподобляйся этому шмендрику. – Она указала на Эвана, который как раз в прыжке поймал длинную передачу Ноаха, сделал тачдаун и теперь ликовал, насмехаясь над рабби Фельдманом. – Посмотри на него. Конечно, ему многое пришлось пережить, но и он порой бывает счастлив, правда же?
После того как игра подошла к концу и рабби Фельдман зевнул “Хейл Мэри”[105] – мяч ему кинули откуда-то сзади и сбоку, – нам велели возвращаться в школу, мы как раз успевали к третьему уроку. Мы с Ноахом и Ребеккой чуть задержались, помогли Джио и раввинам убрать мусор. А когда пришли на парковку, Эван стоял на выезде и не давал никому уехать. Вокруг него собрались другие, в их числе Донни. Образовалась пробка, машины сигналили, но Эван не двигался с места. В руках у него были ключи от машины Донни.
– Ну хватит, Эв, – Донни вяло пытался отобрать у него ключи, – мне ехать пора.
Эван схватил Донни за плечи:
– Твои родители на работе, так?
Донни слабо кивнул, в поисках поддержки оглядел собравшихся. Но никто за него не вступился.
– Значит, если я правильно подсчитал, – продолжил напирать Эван, – твой дом пустует и буквально напрашивается, чтобы им воспользовались?
Меня охватило сочувствие к нашему великану-приятелю, который в ответ на вопрос Эвана что-то промямлил. В глубине души я надеялся, что Ноах вмешается, но он молчал.
– Может, э-э-э, может, лучше поедем к тебе домой, Эв?
Эван помрачнел, и Донни поспешно пробормотал извинение. Эван в ответ отдал ему ключи, привстал на цыпочки, взъерошил ежик Донни, направился к “ауди” и уселся на мое место на пассажирском сиденье. Когда мы с Ноахом и Ребеккой подошли к машине, Эван окликнул меня:
– Иден!
Я моргнул, недоумевая, почему он выбрал именно меня.
– Что?
– Я так понимаю, вы с Амиром гоните обратно в школу?
Я в самом деле намеревался спокойно вернуться в школу, пойти на занятие по Танаху, послушать рабби Фельдмана. Мы так хорошо провели время, хотел сказать я, зачем же в ответ на заботу плевать школе в лицо? Однако нехотя покачал головой.
– Правда? – уточнил Эван. – Я в шоке.
С парковки уехали несколько автомобилей. Я заметил, что София одна в машине. Я мог бы подбежать к ней, попросить подбросить меня до школы. Но вместо этого обернулся к Эвану:
– Почему?
Эван холодно посмотрел на меня, уверенный в том, что уж на это я точно отвечу так, как ему нужно.
– Ты не похож на человека, который готов рискнуть.
Ругая себя, я сел на заднее сиденье. Эван, еле заметно ухмыляясь, захлопнул переднюю дверь.
* * *
Когда мы приехали к Донни, на заднем дворе тусовалось человек двадцать – пили, слушали ту же музыку, что на