Врата скорби. Следующая остановка – смерть - Александр Афанасьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это не единственное их оружие. У каждого – есть еще один пистолет, у кого Маузер, у кого Кольт и кроме этого – есть еще германская ракетница, заранее снаряженная вышибным зарядом. Вставить гранату с полукилограммовой боевой частью и выстрелить – несколько секунд, не больше. А после разрыва такого на бастионе – живых не остается…
Англичане не спят и даже не дремлют – их лагерь в состоянии боевой готовности, включены прожектора, обшаривающие ничейную полосу между городом и крепостью, наверняка и пулеметчики не дремлют. Англичане – наверняка уже что-то знают… не может быть, чтобы в горах не было лазутчиков, не может быть, чтобы не засекли казачий лагерь, не может быть, чтобы не насторожились приходу каравана, не может быть, чтобы не знали о том, что Касим Аль-Хабейли рассчитывает вернуть себе трон. Это – единственная крепость, которую можно взять наскоком и в одиночку, дальше – все будет по-другому. Но именно эту – можно. Потому что вряд ли кто-то подумает, что казаки двинутся именно сюда, а не напрямую на столицу Бейхан. Вряд ли кто-то подумает, что такими малыми силами – казаки осмелятся атаковать. Вряд ли кто-то подумает, что люди с пришедшего в город подозрительного каравана – атакуют этой же ночью. Если подумают – то все, пиши – пропало.
Они – пропали. Все до единого. Лукав, коварен и жесток – Восток.
Пластуны ползут медленно, ощупывая почву перед собой. Никто не знает, есть мины или нет. Предположение такое, что нет, оно основано на том, что в полосе отчуждения видели ребенка, пасущего коз. Ставить мины – само по себе занятие муторное, и если на войне оно оправдано – то в мирное время, в относительно мирном месте… Обозначений – нет, ограждения в виде колючки – нет, кто-то обязательно зайдет на минное поле и подорвется. Мина не выбирает, она просто взрывается и отнимает чью то жизнь. А выяснять отношения с местными – никому не хочется, равно, как и платить каждый раз кихит – выкуп за кровь. Так что, наверное – мин нет. Но каждый из пластунов – проверяет. Местная почва после окончания сезона дождей сухая как камень, это усложняет проверку. Ее не проткнуть даже саперным щупом, поэтому казаки полагаются на автоматный шомпол без набора и руки. Руки пахарей, привыкших к земле – и прошедших армейскую школу. Пластуны – теперь направлялись в отдельные разведроты, они должны были в случае войны проникать на железнодорожные станции, охраняемые мосты, аэродромы противника, жечь и подрывать вражескую технику. Поэтому – их не пугает ни ищущий свет прожектора, ни пустая, совсем почти без укрытий земля – это почти тоже самое, на чем они тренировались. Они ползли – а сослуживцы смотрели во все глаза и если кого видели – забрасывали камнями. Но неудача не останавливала, а заставляла идти снова и снова. Камни – не останавливали – они учили. Потому что тот, кто успевал подобраться близко – забрасывал камнями уже наблюдателей.
Автоматный шомпол. Но больше всего – руки. Обычно – когда закладывают мину, поверх нее насыпают либо рыхлую почву, которая слежится, либо сырую, которая высохнет. Ни один человек в сколь – либо здравом уме не станет трамбовать землю над миной. И в том и в другом случае – земля как бы проседает, немного – но для опытного человека это заметно, просевшая и немного «не такая» структура земли. особенно, если смотришь на это место с расстояния в несколько сантиметров.
Но мин нет.
Зато есть змеи. Скорпионы. Сороконожки, некоторые из которых ядовиты. Все – вплоть до пустынного кота, который наверное приходит за отбросами и почуяв незнакомый запах – может занервничать и дать опытному наблюдателю понять, что дело неладно.
Метр за метром. Когда то – они учились ползать с инструкторами, стоящими на спине – так, чтобы не сбросить. И не торопиться. Если нужно – ползти всю ночь. Если нужно – две, три ночи. А днем лежать – как мертвым.
Но тут – все проще. Прожектор – палка о двух концах. Он слепит и полностью лишает не только ночного зрения, но и зрения вообще. Если не верите – найдите прожектор, встаньте за него ночью, проверьте. Сильный свет – не лучше, чем его полное отсутствие, сильный свет лишает глаз возможности различать нюансы. Умные люди – ставят источники света равномерно и не полагаются на прожектора – но тут этого нет и не может быть: и так крепость уже сильно не похожа на постоялый двор. Еще один просчет в безопасности, вынужденный – но просчет.
Чем ближе к стене – тем безопаснее. Потому что стража – инстинктивно освещает дальние рубежи, стремясь заметить признаки возможного нападения тем раньше, чем это возможно. И чем ближе они к насыпному валу, который здесь заместо крепостной стены – тем больше они уходят под луч, в тень. Они сами становятся тенями, которые воспаленные из-за сухих ветров, ослепленные ярким светом глаза стражников не могут увидеть…
Метр. Еще метр…
Вот они уже прошли – почти. Резкий подъем – это уже стена. Арабы – не умеют класть крепостные стены из камня наподобие европейцев, крепости с каменными стенами на Востоке все до одной принадлежат европейцам. Европейским рыцарям – храмовникам, отстаивавшим Гроб Господень. Арабы – делают крутые, конусообразные стены из земли, по которым можно подняться. Наверху – может быть невысокое каменное укрепление – это уже свидетельство более позднего европейского влияния. Так укрепляли крепости англичане и немецкие инженеры, находившиеся на службе у османов. В начале века Восток – только чудом не попал под немцев…
Они ползут еще медленнее. Дают отдохнуть не рукам – а глазам. Нельзя смотреть на прожектор, нельзя смотреть на свет – один взгляд может лишить ночного зрения на всю ночь. Но даже так – рассеянный свет, не естественный, не дневной свет – все равно «портит» зрение, не дает видеть в темноте. Надо дать глазам максимальную передышку – поэтому, ты смотришь в землю и ползешь, не думая о том, что может быть – тебя заметили. Если заметили – узнаешь первым, по крику и автоматной очереди. Самые опытные пластуны – ползают в таком случае вообще с закрытыми глазами, открывая их лишь изредка. Они не выбирают дороги – ползут по памяти. Точно так же подземные водоводы – кяризы рыли слепцы. Отцы – ослепляли в детстве своих сыновей, чтобы те могли продолжить работу.
Прожектор уже совсем рядом. Совсем – совсем рядом, от него чувствуется жар – как от печи. Только бы он не был с бронестеклом. Говорят – такие есть и именно у англичан: готовясь к войне, они делали прожекторы с бронестеклом, чтобы ни не гасли под градом мелких, осколочных бомб. Прислуга плевать – у короля много…
Кажется, пришли…
Две тени, почти призрачные – поднимаются на взгорке, целясь прямо в исторгаемую прожектором слепящую тьму. Глаза их закрыты, но свет такой силы, что проникает и через веки.
Хлоп-хлоп. Хлоп-хлоп. Хлоп-хлоп. Хлоп-хлоп.
Изумленные крики прислуги – они не ожидали, что прямо перед ними как из-под земли вырастут люди… да чего там люди, в своих бесформенных плащах, они похожи на кого угодно – но только не на людей.
Джинны!
Фонари погасли – и тут же, два других пластуна встали в полный рост. Эти – берегли глаза, не поднимая взгляда на свет ни на секунду, ползли следом за товарищем. И теперь – они были в преимуществе перед всеми – они не засветили свое ночное зрение – и теперь могли видеть.