Эта ласковая земля - Уильям Крюгер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– У нас пятнадцать долларов, – сказал я. – Но нам еще нужно купить продукты на неделю.
– Пятнадцать долларов? – Мужчина явно удивился, но я это предвидел. – Откуда у вас пятнадцать долларов?
– Их отец дал, Ллойд. Как и сказал молодой человек, купить обувь и продукты на неделю.
– Вы братья?
– Да, сэр, – сказал я.
– Как получилось, что вы совсем не похожи?
– Ллойд, ты совсем не похож на своего брата. Разве не ты всегда говоришь, что самый красивый из вас двоих?
Мужчина присмотрелся к нам.
– Это у вас какая-то форма?
– Нет, сэр, – сказал я. – Эту одежду дала нам одна леди из церкви в Уортингтоне. Наверное, они получили ее от школы или еще откуда, не знаю. Но это намного лучше того, что мы носили раньше.
– Кто ваш отец?
– Клайд Стрэттон, – сказал я, ухватившись за первые два имени, всплывшие в уме.
– Не знаю такого, – сказал мужчина.
– Мы только приехали в город. Па получил работу на элеваторе.
– Они нанимают рабочих? В это время года?
– Его наняли для ремонта. У па золотые руки.
– Он счастливчик, раз нашел работу в такое время.
– Это правда, – сказал я и изобразил уныние. – Но мы не знаем, надолго ли.
– А что ваша мама? – спросила женщина.
– У нас больше нет мамы, мэм. Она умерла.
– Очень жаль слышать такое, сынок.
– С тех пор мы переезжаем с места на место. И эти старые ботинки, они совершенно протерлись.
Я снял один – не тот, в который спрятал пятидолларовые купюры прошлой ночью, – и показал ей дыру.
Она посмотрела на мужчину.
– Ботинки Гувера, – сказала она и вытащила картон, который я вложил внутрь, чтобы закрыть дыры. – Кожа Гувера, Ллойд.
Она посмотрела на меня с удивительным сочувствием.
– Твой брат еще ребенок, но говорит только он, – сказал мужчина Альберту. – Что такое? У тебя нет языка?
– Ллойд! – рявкнула женщина. – Мальчик заикается.
Я забрал свой ботинок с таким видом, будто это что-то мертвое.
– Па выгреб все деньги и велел нам купить новые, лучшие из того, что мы можем себе позволить. А у нас только пятнадцать долларов.
– И н-н-нам еще нужны п-п-продукты, – мучительно выдал Альберт.
– На всю неделю, – добавил я.
– «Бастер Браун» стоят два семьдесят пять за пару, – сказал мужчина. – Вам хватит на продукты и еще останется.
– Я лучше возьму «Ред Винг», – сказал я с такой тоской, что самому стало себя жалко.
Альберт метнул в меня убийственный взгляд, и я понял: он боится, что я слишком переигрываю.
– Ллойд, – резко сказала женщина.
Мужчина закатил глаза.
– Вот что я вам скажу, мальчики. Я дам отдам вам «Ред Винг» по пять долларов. Останусь без прибыли.
Альберт открыл рот, и я понял, что он готов согласиться, поэтому перебил его:
– Если вам нетрудно продать нам три пары за пятнадцать долларов, мы могли бы купить новые ботинки и для па.
– Тогда у вас ничего не останется на еду, – сказала женщина.
– Мы умеем добывать пропитание, мэм. Мой брат хорошо умеет ловить рыбу в реке за городом. А у меня есть праща, и я попадаю белке в глаз с тридцати футов. И можно еще собирать дикие растения, если знать, что ищешь. А вот обувь. Ее мы делать не умеем. И еще кое-что. Я знаю, что для вас это не имеет значения, но сегодня у нашего па день рождения. У нас никогда не было денег купить ему что-нибудь, но если мы принесем ему новую пару тех армейских ботинок, думаю, это будет лучший подарок из всех.
Клянусь, я видел, как глаза женщины наполнились слезами.
– Ллойд, если ты не продашь мальчикам ботинки, то целый месяц будешь спать на качелях на крыльце.
Мы покинули город с тремя коробками новых «Ред Винг», тремя парами носков и маленьким швейным набором, который добавила женщина, чтобы мы могли зашить дырки в своих старых носках. Когда мы отошли достаточно далеко от последнего городского дома, Альберт сказал:
– Ложь у тебя получается сладкой, как мед, да?
Я посчитал это комплиментом и довольно ответил:
– Это дар.
– Или проклятие. У той женщины доброе сердце, Оди. Она была добра к нам, а ты ее обманул.
Это было больно. Но я стоял на своем.
– Представь, что она сейчас чувствует. Она только что помогла трем нуждающимся людям, и это истинная правда, Альберт.
– А как она будет себя чувствовать, когда поймет, что на элеваторе нет никакого Клайда Стрэттона?
– Что-то ты не очень помогал, – огрызнулся я. – Э… э… э… Ты как будто язык проглотил.
Альберт остановился и повернулся ко мне, его лицо было печальным и серьезным.
– Послушай, Оди, ты многое пережил, много плохого, и я знаю, что должен был лучше защищать тебя. Но я не хочу, чтобы ты вырос таким, как… как…
– Как Клайд Брикман? Как ДиМарко? Так ты про меня думаешь? Ну и черт с тобой.
Я как можно скорее пошел от него прочь. Не только потому, что разозлился, но и потому, что не хотел, чтобы он видел, как сильно обидел меня.
– Оди, подожди! – крикнул Альберт.
Я остановился, но не из-за него. Меня заставил вернуться звук полицейской сирены. Альберт тоже повернулся, и мы оба смотрели, как полицейская машина несется по гравийной дороге Вестервилля в нашу сторону, оставляя за собой такое облако пыли, которому позавидовал бы табун диких лошадей.
– О, черт, – сказал я.
– Полегче, Оди. Просто сохраняй спокойствие.
Утреннее солнце отражалось в лобовом стекле и слепило меня, не давая рассмотреть полицейского за рулем. Я оцепенел от ужаса. Я мог выдержать взгляд Черной ведьмы и постоять за себя перед ее мужем, но было что-то в парнях в форме, при значке и оружии, отчего мои внутренности превращались в желе.
– Помаши рукой, – сказал Альберт, когда коп подъехал. – И улыбайся.
Я поднял руку. Она показалась мне свинцовой.
Полицейская машина пронеслась мимо так быстро, что я даже не успел хорошенько рассмотреть водителя. Она пронеслась по дороге, по мосту через Гилеад и дальше.
Мы дошли до моста и задержались, чтобы убедиться, что коп не вернется и нас никто не видит. Потом мы скрылись под деревьями вдоль реки и пошли туда, где оставили каноэ. Добравшись до места, мы с Альбертом потрясенно переглянулись.
Моза и Эмми не было, каноэ тоже.
Никогда, даже слушая самые страшные угрозы ДиМарко, я не боялся так, как в тот момент, когда мы обнаружили, что Моза и Эмми нет.