Дорога судьбы - Даниэла Стил

– Ни за что не поверю.

– Но это действительно так. Ты настоящая красавица. Ана свете есть еще немало мужчин. Ты заслуживаешь большего, чем наши субботниеночи, Мэри-Эллен. Все эти годы я был эгоистом.

– Я не думала об этом.

Однако Иеремия заподозрил, что это неправда. Просто онаникогда об этом не говорила. По ее лицу вновь потекли слезы. Иеремия не могсмотреть на них без боли. Он стал целовать глаза Мэри-Эллен, стараясь осушитьих. Она медленно протянула к нему руки, крепко прижала его к себе, и на этотраз он не смог сопротивляться. Иеремия крепко обнял Мэри-Эллен, они упали накровать, и ему вдруг – так же, как раньше, – нестерпимо захотелось овладеть ею.Ночью, когда Иеремия наконец уснул рядом с ней, на лице Мэри-Эллен появиласьслабая улыбка. Женщина поцеловала Иеремию в щеку и погасила свет.

– Иеремия! – Проснувшись утром, Мэри-Эллен увидела, чтоТерстона нет.

Испуганная женщина мигом вскочила с постели.

– Иеремия! – Мэри-Эллен бросилась вниз, подметаялестницу подолом розового атласного халата, и застыла в дверях кухни.

Иеремия обернулся и загляделся на ее статную фигуру.

– Доброе утро, Мэри-Эллен. – Он деловито поставил настол две полные чашки. – Пока ты спала, я решил сварить кофе.

Мэри-Эллен кивнула и испуганно посмотрела на него. Ночью онарешила, что заставила его передумать, но теперь от этой уверенности не осталосьи следа. В ее тихом голосе вновь появился страх:

– Мы идем в церковь?

Иногда они так делали, но теперь все изменилось. Иеремиямедленно кивнул, отхлебнул кофе и поставил чашку на стол.

– Да, идем. – За этими словами последоваламногозначительная пауза. – А потом я поеду домой. – Они оба знали, что видятсяв последний раз, но Мэри-Эллен все еще не сдавалась.

– Иеремия... – Тяжело вздохнув, она поставила чашку. –Ты не должен ничего менять. Я все понимаю. Вчера вечером ты правильно сделал,что рассказал о... о ней... – Произнеся эти слова, Мэри-Эллен едва незадохнулась.

Ей не хотелось расставаться с Терстоном.

– Это единственное, что я мог сделать. – Лицо Иеремиибыло суровым.

Он понимал, что причиняет ей боль, но у него не было выбора.

– Я люблю тебя и не могу лгать.

– Но ты еще ничего не решил, – жалобно промолвила она,и у Иеремии задергалась щека.

– Ты хочешь подождать? Спать со мной до моей свадьбы?Ты этого хочешь? – Он поднялся, и его голос зазвучал громче. – Ради Бога,позволь мне сохранить остатки самоуважения. Мне это удается с большим трудом.

– А если все-таки ты не женишься на ней? – В голосе еезвучала страстная мольба, но Иеремия только покачал головой.

– Не знаю. Не спрашивай меня об этом. Если она нестанет моей женой, неужели ты захочешь, чтобы я вернулся? – Он отошел к окну. –Ты первая возненавидишь меня.

– Я никогда этого не сумею. За семь лет ты ни разу необидел меня.

Но от этих слов ему стало еще хуже. Иеремия обернулся.Теперь и в его глазах стояли слезы. Он подошел и порывисто обнял ее.

– Прости, Мэри-Эллен. Я не хотел уходить от тебя. Яникогда не думал, что так получится.

– Я тоже. – Она улыбнулась сквозь слезы, и они сжалидруг друга в объятиях.

В то утро они не пошли в церковь, но вновь вернулись впостель и любили друг друга. Уже под вечер Иеремия оседлал Большого Джо, уселсяверхом и посмотрел на стоявшую на крыльце Мэри-Эллен. На ней был все тот жерозовый халат.

– Береги себя, милая.

По ее лицу медленно текли слезы.

– Возвращайся... Я буду ждать тебя.

С трудом проговорив эти слова, Мэри-Эллен подняла руку. Он впоследний раз посмотрел на нее и поскакал к дому. Он остался один. НиМэри-Эллен, ни Камиллы. Впрочем, так было всегда.

В этом году лето в долине Напа выдалось на редкость хорошим,щедрым и жарким. Ртуть, согласно заключенному весной договору, давно отправилина Юг, дела на прииске шли прекрасно, на виноградниках созревал новый урожай, ау Иеремии с каждым днем прибавлялось дел. Он часто вспоминал о своем решениипрекратить встречи с Мэри-Эллен и каждую субботу ощущал беспокойство, однако вКалистогу возвращаться не собирался. Вместо этого он несколько раз ездил вСан-Франциско, посещая знакомый публичный дом. Однако его постоянно грызлакакая-то невидимая миру боль, и только Ханна, молча наблюдавшая за егометаниями, замечала, как эта боль уходит из глаз Иеремии, стоит ему получитьочередную весточку от Камиллы.

Камилла стала писать ему забавные письма сразу после того,как он вернулся. Она рассказывала о людях, с которыми встречалась, о балах,куда ее приглашали, о званых вечерах в доме ее родителей, о том, как она ездилав Саванну, Чарлстон и Новый Орлеан, и, наконец, о некрасивой девушке, закоторой начал волочиться Хьюберт из-за того, что ее отец владеет самыми лучшимиконюшнями на Юге. Ее письма были содержательными, живыми, веселыми, и Иеремия судовольствием разбирал завитушки ее затейливого почерка. Внизу страницы онавсегда ставила несколько точек, как будто желая заинтриговать его, подарить емунадежду, заставить вернуться к ней. В письмах не было ни малейшего намека настрастные чувства. Камилла давала понять, что Иеремии придется поухаживать заней, когда он вернется. В августе его терпению пришел конец, и он заказал билетна поезд. С момента их знакомства прошло только четыре месяца, но он уже принялрешение. К моменту его отъезда из Сент-Элены об этом узнала и Ханна. Она всееще жалела тоскующую Мэри-Эллен, но с радостью ждала, когда Иеремия наконецпривезет молодую жену и его дом наполнится детскими голосами и женским смехом.

Иеремия отправил Орвилю Бошану телеграмму, предупредив освоем приезде и заодно попросив ничего не говорить Камилле. Ему хотелосьзастать ее врасплох и посмотреть, как она его примет. Четыре месяца – немалыйсрок для молоденькой девушки, она могла и передумать. Во время долгогопутешествия на Юг Иеремия думал только об этом. Такая попутчица, как Амелия,ему больше не встретилась, и в поезде он почти ни с кем не разговаривал.Наконец добравшись до Атланты, Терстон почувствовал себя измученным и разбитым.Рядом с вокзалом стояла коляска Бошана, которую прислали, чтобы отвезти его вгостиницу.

Иеремия, как всегда, занял «люкс» и тут же послал Бошанамзаписку. Ответ не заставил себя долго ждать. Орвиль сообщал, что рад пригласитьего на обед, и заверял, что Камилле ничего не известно о его приезде. Иеремияпопробовал представить себе, как она удивится, увидев его снова, и ощутил отэтой мысли странный озноб. В восемь часов вечера, садясь в коляску Бошана, онпочувствовал, что у него вспотели ладони. Стоило Терстону опять увидетьзнакомый дом, как у него забилось сердце.