Майский сон о счастье - Эдуард Русаков

Началось с того, что главный врач поручил мне, как студенту-заочнику Литературного института, написать сценарий конкурса на звание «Лучшая медсестра больницы». Я постарался, все сделал – и вышло очень удачно, об этом конкурсе даже в «Медицинской газете» писали. В те же самые дни (роковое совпадение!) был напечатан мой злополучный рассказ «Золотые колокольчики», который очень понравился главному врачу. И возникла в его переутомленном мозгу опасная идея: сделать меня… ну как бы это точнее сказать?.. референтом, что ли. Он сам так выразился: будешь, Алик, моим референтом, ха-ха, моим, так сказать, заместителем по литературной части.

– Придворным поэтом, что ли? – сострил я, осторожно улыбаясь.

– Ну-у, зачем ты так. Референт – должность почетная. В наше бурное время, в эпоху научно-технической революции, у каждого руководителя должен быть свой референт.

Вот так. Освободил меня на полставки от курации больных – и по уши загрузил «литературной работой».

Первое время было даже интересно, и я испытывал нечто вроде спортивного азарта, сочиняя для главного врача тексты докладов и выступлений. Но прошло полгода, год – и эта работа стала мне надоедать. Да и обидно слегка: стараешься, пишешь, оттачиваешь стиль каждой фразы, – а потом выходит на трибуну лысоватый бегемот в ярком галстуке, и присваивает бурные аплодисменты. Справедливо ли это?.. Не для того я в Литинституте учился, чтоб сочинять дурацкие доклады.

Вот и решил – отказаться. Но мой голос, когда я отказывался, был, вероятно, слишком нерешительным, а вид мой – слишком смиренным и робким, – поэтому шеф счел мою просьбу банальным кокетством.

– Ну, ну, ну, – добродушно похлопал он меня по плечу, – не капризничай, Алик. Ты должен гордиться оказываемым тебе доверием. Референт – это звучит гордо!

«Ах ты, гад, – думал я, глядя на его широкое лоснящееся лицо, – ах ты, паразит, вампир проклятый…»

Но настаивать на своем не осмелился.

А потом я решил избавиться от навязанной мне должности иным, более хитрым, способом. Я надумал откровенно и провокационно схалтурить – чтобы главный врач сам отказался от моих услуг.

Вскоре и случай представился. Приближалась юбилейная дата – тридцать лет со дня основания нашей психбольницы. Шеф поручил мне сочинить текст песни.

– Пусть это будет гимн Кырской психбольницы! – произнес он тоном великого полководца, рисующего на карте красную стрелу.

– Хорошо, – кивнул я, хотя до этого никогда стихов, а тем более песен, писать и не пробовал. – Будет сделано, сир.

За один вечер я настрочил текст, а в ближайшие же дни кырский композитор Яша Симкин, мой старый приятель, сочинил мелодию.

К моему великому удивлению, на юбилейном концерте никто не смеялся и не плевался, когда женский хор больничной художественной самодеятельности исполнил перед переполненным залом мою халтурную песню, мою ужасную, мою безобразную, мою маразматическую песню.

Чтобы не быть голословным, приведу один куплет и припев:

Сидя в последнем ряду и глядя на старательно поющих хористок, я корчился от стыда и ужаса: «Неужели… неужели это может кому-то понравиться?!..»

Моя песня не просто понравилась – она пользовалась бешеным успехом.

Ну а шеф после этого концерта совсем распоясался – превратил меня в настоящего борзописца. Сам он даже авторучкой перестал пользоваться – во всем полагался на меня. Тексты мои читал сразу, без предварительной проверки, только машинистке отдавал на перепечатку.

«Нет, дальше так продолжаться не может!..» – и я решился на отчаянный крайний шаг.

На очередном заседании медсовета при горздравотделе наш главный врач должен был выступить с отчетным докладом о состоянии психопомощи в Кырске и о перспективах на будущее. Разумеется, текст был полностью написан мною. Как обычно, шеф дал лишь цифры и выводы на полстранички, – а уж я должен был облечь все это в эмоционально-убедительную форму программного доклада.

И я выполнил поручение.

Сам я, к сожалению, на заседании медсовета не присутствовал. Но один мой знакомый в тот же день, встретив меня случайно на улице, рассказывал с восторженным ужасом:

– Нет, ты только представь!.. это черт знает что! Не сошел ли он с ума, твой шеф? Не зря говорят – кто с психами долго работает, сам психом становится. Знаешь, что он плел сегодня? Во-первых, минут десять он повторял в разных вариациях одну и ту же фразу, что, мол, советские медики, как и весь советский народ, готовы приложить все свои силы, чтобы… ну и так далее. Это походило на полифоническую музыку Баха. Этакое демагогическое многоголосие. Будто в мозгу у него что-то заело… ах, братец, всего не перескажешь, надо самому слышать! А потом он вдруг стал кричать, что ваша больница плохо финансируется… «Денег! – взывал он, простирая руки в сторону президиума. – Денег нам надо! Денег!» Заведующий горздравотделом даже побледнел от страха. Потом ваш шеф, вроде бы, слегка очухался, растерялся, стал пугливо посматривать в зал, оглядываться. Но тут же опять осмелел, уткнулся в свою бумажку – и понес такую кошмарную ахинею! Сперва он все в том же полифоническом духе варьировал фразу о том, что кырские психиатры, как и все советские медики, готовы приложить нечеловеческие усилия, чтобы перевыполнить задания десятой пятилетки… ну, ты сам можешь представить!

– Конечно, могу, – кивнул я. – А дальше – что?

– Дальше самое интересное. Под конец он вдруг закричал, глядя в зал выпученными глазами и потрясая текстом доклада: «От лица всех врачей нашей больницы торжественно заявляю с этой высокой трибуны, что мы взяли повышенные социалистические обязательства, а именно: в десятой пятилетке добиться полного исчезновения шизофрении в пределах Кырска! Ни одного шизофреника не останется в нашем городе!..» – так он объявил во всеуслышание, а потом раскланялся как дирижер и спустился в зал, спотыкаясь и покачиваясь.

– Слушай… а ты не врешь? – притворно усомнился я, содрогаясь от беззвучного хохота.

– Вот еще!.. буду я врать. Присутствующие просто обалдели. В зале после его выступления минуты две царила гробовая тишина. То есть черт знает что!.. Таких сказочных обязательств никто от него ведь не ждал. Бред собачий! Всем известно, что шизофрения неизлечима…

– А может, ему это не известно? – высказал я робкое предположение.

– Шутишь? Уж ему э то известно лучше многих других. И чего он заврался? Кто его за язык-то дергал?

– Бедный мой шеф, – сказал я, вздыхая. – Как жаль мне его, бедняжку.