Коко Шанель - Анри Гидель

Конечно же, там не подавали ни напитков, ни закусок. Но там болтали, обсуждали новости, читали газеты, которые уменьшились до одного-двух листов. Правительство предусмотрительно обосновалось в Бордо. «Говяжье филе по-бордоски», – трезво прокомментировал ситуацию драматург Федо в баре отеля «Нормандия», между затяжками своей огромной сигары… По мере того как продвигались немецкие войска, город захлестывали все новые волны беженцев, приходили все новые партии раненых – их привозили главным образом в товарных вагонах, зачастую на той самой мокрой соломе, которая успела послужить подстилкой лошадям, отправленным на фронт. Габриель получила известие, что в Руалье теперь разместился штаб германской дивизии… Значит, чистокровные скакуны, которых она знала, уступили теперь место тяжелым коням германской кавалерии. Руалье больше не существует… Вместе с ним исчез еще один отрезок ее прошлого – прошлого, которое вовсе не составляло предмет ее гордости и которое она была бы рада навсегда стереть из памяти, точно так же, как унизительные годы, проведенные в Мулене и Обазине.

Однако после победы на Марне немецкие клеши разжались. Враг, который уже видел себя марширующим по Шанз-Элизе, вынужденно отступил – увы, в боевом порядке! – к берегам реки Эн. Французские силы – от Северного моря, по бельгийской земле и до самой Швейцарии – зарылись в сети траншей. Казалось, фронт стабилизировался надолго. Но в октябре и ноябре Довилль снова опустел. Сестры Шанель возвратились в Париж, Адриенн – в Виши. Коко, оставившая свой довильский бутик на попечение продавщицы, которой всецело доверяла, отныне посвящала свое время ателье на рю Камбон, куда стали приходить и многие из ее летних клиенток. Таким образом, несчастья родной страны в значительной степени послужили благу предприятия Шанель – хотя в этом нисколько не было ее вины.

А в квартире на рю Габриель она осталась совершенно одинокой. Артур Кэпел стал офицером по связям при маршале сэре Джоне Френче[26] и был слишком занят по службе, чтобы иметь возможность отлучаться из штаба в Париж. Но по крайней мере в таком положении его жизнь не подвергалась риску – в противоположность бедняге Алеку Картеру, блестящему кавалеристу-англичанину, по которому сохло сердце Эмильенн д'Алансон. Записавшись во французскую армию, чтобы иметь возможность общаться со своими друзьями по Руалье, он отправился сражаться и погиб на восьмой день по прибытии на фронт…

С Артуром такого случиться не могло. В июле 1915 года он был назначен членом французско-британской комиссии по ввозу угля во Францию. Важность проблемы, которой она занималась, бросалась в глаза: 95 процентов французских угольных шахт оказалось на оккупированной территории, в департаментах Норд и Паде-Кале. А ведь уголь – вещь крайне существенная для военной индустрии, не говоря уже о домашних очагах. Можно ли объяснить это назначение вмешательством Клемансо, бывшего тогда председателем Парламентской комиссии армии? Не исключено. Но в любом случае опыт, приобретенный Боем за годы работы в области перевозок угля, сделал его присутствие в комиссии в высшей степени незаменимым. Габриель, по-прежнему беспокоившаяся за его жизнь, вздохнула с облегчением. Теперь-то он был наверняка вне опасности.

Прежде чем приступить к исполнению новых обязанностей, Артур взял несколько дней отпуска – ему хотелось повезти Коко в Биарриц. Возможно, потому, что это был один из самых отдаленных от театра военных действий французских курортов, где легче всего было забыть об ужасах войны. Он оказался прав. На двух роскошных гостиницах Биаррица – «Мирамар» и «Отель дю Пале», где в свое время останавливалась императрица Евгения, – висели таблички: «Мест нет». Занимала их главным образом испанская аристократия, за многие десятилетия выработавшая привычку наезжать сюда. В Биарриц съезжались и богатые французы – поразвлечься, поправить здоровье, подышать йодистым воздухом с океана, видом которого не устанешь любоваться. Если во всей остальной Франции дансинги были закрыты, то здесь, в крупных отелях, танцевали танго, разлетевшееся из Аргентины по всему свету с 1912 года. Местные власти закрывали на это глаза: туризм обязывал!

На фото 1915 года Бой и Габриель сняты полулежащими в глубине полосатых тентов на песчаном пляже Сен-Жан-де-Люз. В компании с ними – Константин Сэ, один из крупнейших сахаропромышленников. Сбоку – ивовая корзинка со всяческими вкусностями, приготовленная для пикника.

В один прекрасный курортный день Артуру и его спутнице пришло на ум: а вдруг модельное дело в Биаррице пойдет не хуже, чем в Довиле? Здесь та же богатая, светская, несколько снобистская публика. Биарриц обладает тем преимуществом, что располагается гораздо дальше от театра военных действий, чем Довиль. Моды и связанные с ними фривольности и роскошества будут восприниматься здесь не столь шокирующе, как в местностях, близких к зонам, где люди ежедневно гибнут тысячами. В пользу Биаррица говорила также его близость к нейтральной Испании, а значит, не составит проблемы снабжение ателье Коко тканями, нитками и сопутствующими аксессуарами. Кстати, от этого выиграет и ее предприятие на рю Камбон, которое она, понятное дело, не собиралась оставлять.

Как всегда, Бой авансировал Габриель суммы, необходимые для открытия дома от кутюр с коллекцией платьев, которые она собирается дорого продать.

– Не слишком ли дорого? – забеспокоился Бой.

– Именно что дорого! Иначе меня никогда не воспримут всерьез, – ответила Коко, которая давно постигла особенности психологии покупательниц.

Итак, Габриель наняла в Биаррице большую виллу на рю Гардер. Вилла «Де Ларральд», как она называлась, была удачно расположена лицом к лицу с казино, имела просторный внутренний двор и производила впечатление если не чего-то величественного, то уж, во всяком случае, исключительно богатого. К началу сентября было закончено оборудование зала приема клиентов, мастерских и частных комнат и набран персонал. Коко пригласила с рю Камбон самых опытных модисток, которые будут наблюдать за примерками. Конечно же, приехала и Антуанетта, на которую ее старшая сестра всегда могла рассчитывать. А вот Адриенн, ожидавшая с нетерпением позволения навестить своего возлюбленного в действующей армии, в зоне, где будет расквартирован для отдыха его 25-й драгунский полк, подъедет позже, чего Габриель никак не захочет ей простить. И то сказать, с некоторых пор в ней возникла новая черта характера – она ждала, что все и во всем будут ей уступать, в частности, в том, что касалось ее работы. Право, любопытно, что эта черта характера до сих пор не проявлялась в ней, до ее тридцати двух лет… Видимо, успех и выдвижение на ведущие позиции позволяют ей сделаться тем, чем она в глубине души никогда не переставала быть.

Как бы там ни было, расчеты ее и Боя оказались верными. Это был не просто успех – это был триумф! По салону Габриель дефилировали многочисленные испанские аристократки, среди которых были дамы, принятые при дворе Альфонса III, представительницы богатой буржуазии из баскских провинций, Бискайи, Наварры, Арагона, не говоря уже о богатых парижанках, приехавших на побережье отдохнуть.