И в сотый раз я поднимусь - Галина Артемьева

Никто понятия не имел, в каком.

Что бы там вокруг ни происходило, а день рождения должен быть праздником. Особенно когда вокруг все совсем не празднично. Дети же не виноваты, что все рухнуло. И никто не знает, каким будет следующий день рождения. Саша проживала каждый день как последний. Не из-за трагических предчувствий. Просто иначе не получалось. Но из последних сил хотела, чтобы у детей в памяти сохранился хоть какой-то багаж радости. А иначе как они будут жить взрослыми? Какое счастливое детство своим детям подарят?

Мише исполняется десять лет. Его пока легко осчастливить. На Новом Арбате открыт невиданный ирландский супермаркет. Там все есть, все, что даже представить себе невозможно, фантазии не хватит.

– Выберешь, что понравится, – обещает мама.

Они идут вдвоем: от дома до райского магазина десять минут хода.

Вдоль всего Нового Арбата выстроились ларьки, один за одним. Чего в них только нет! И жвачки, и видеокассеты, и игрушки всякие, и шмотки. Кроме того, очевидно в преддверии Восьмого марта, в каждой торговой точке на самом видном месте стоят резиновые мужские члены всех мастей и калибров.

Ребенок просит маму купить ему жвачку. Они останавливаются у первой попавшейся палатки.

Рядом, не замечая мать с сыном, два веселых мужика бурно обсуждают выставленную продукцию.

– Слышь, давай Палычу эту херовину завтра подарим, – радостно предлагает один.

– Ты чё, в натуре, он же тебе потом таких фитилей…

– А если по почте? От неизвестного друга? Вот этот черный.

– А чё он с ним делать-то будет? – не поддерживает дружеского веселья начисто лишенный чувства юмора приятель.

– В жопу себе вставит, вот чего! – обижается резвый выдумщик.

Мама расплачивается, они идут дальше.

В следующем киоске стоит огромная надувная женщина с растопыренными ногами и руками, слишком туго надутая, круглый рот по-дурацки открыт, глаза выпучены.

Десять минут хода до Кремля, сердца Родины.

Вот и у нас – свобода! Это такое у нее лицо?

– Я опоздал. Мне страшно. Это сон, – внятно произносит мама.

Миша привык, что мама иногда бормочет вслух строчки стихов, когда задумается.

Они проходят еще немножко, и мама говорит пространству:

– Нельзя дышать, и твердь кишит червями…

– Это кто? – спрашивает Миша.

Мама идет молча. Ее теплая рука крепко держит руку сына. Миша принимается думать о том, какой подарок себе выберет.

– Мандельштам, – произносит мама.

Они проходят мимо парикмахерской. Неподалеку от входа сидит в инвалидном кресле здоровенный дядька с плакатиком: «Помогите инвалиду Афганистана». У инвалида нет ног. Красивый, сильный, молодой.

Мать дает сыну деньги, чтоб тот положил безногому в лежащую на земле военную шапку.

– Спасибо, сестра, – говорит дядька и протягивает маме руку. – У меня у самого такой же пацан. А я, видишь, у тебя прошу. Ты мальца своего береги… Чтоб рос большой, здоровый.

Саша горестно вздыхает:

– Слава Богу, там (она кивает на табличку со словом Афганистан) все кончилось.

– Ну, на этот счет ты будь спокойна, сестричка, там кончилось, где-то еще начнется, у нас есть кому об этом позаботиться. Так что береги мальца. Поняла? А лучше б дочерей рожали! – неизвестно кого упрекает калека.

В ирландском магазине красота. Совсем другой мир. Заграница. Такая красивая, правильная, чистая. Пол блестит. Запахи вкусные.

Мама кладет в корзинку конфеты и всякие невиданно красивые съедобные штуки.

А потом Мишка видит его. Винни Пуха. Желтого и доброго, в суперской майке, на которой вышито его имя. Миша обнимает обретенного друга. Самый лучший подарок найден.

Ребенок укладывается спать в обнимку с Винни Пухом.

Его мама когда-то точно так же обнимала во сне черного тряпичного медведя.

Жизнь все равно продолжается.

Главное – меньше на улице бывать.

Но дома тоже нет покоя. Почему-то именно когда и так еле живешь, напасти так и сыплются, одна за другой.

C одной стороны, газеты и журналы стараются вовсю, пугая читателей немыслимыми бедами. Увидела как-то Саша в киоске журнал. На обложке блокадник в зимней шапке, истощенный, не лицо, а череп, обтянутый кожей. Над фото многообещающая надпись: «Переживем ли мы эту зиму?»

Никто равнодушно мимо этой обложки не проходил. Кому понадобилось доводить измученных людей до полного безумия? Не с кого спросить… А только помнит Саша, как испугалась она за детей. Всерьез испугалась, как только может мать. Она представила себе грядущую зиму, голод, просьбы детей дать поесть… Невозможность их накормить…

Она и так уже не всегда могла после работы купить что-то из еды. Мишка, например, молоко любил. Обыкновенное молоко. И каждый вечер просил молока. А его не было. И вот как-то Мишка не поверил своей маме, заплакал и сказал:

– Ты просто не хочешь дать мне молока!

Саша хотела, еще как хотела, чтобы молоко всегда было у ее детей. Или хотя бы какая-нибудь еда, в случае, если на страну, несущуюся непонятно куда без руля и без ветрил, обрушится окончательный гибельный голод. Спасибо, что предупредили. Несчастных ленинградских блокадников никто заранее не предупредил, все случилось слишком быстро, внезапно, склады продовольственные разбомбили, есть стало нечего людям, окруженным кольцом врагов.

А их вот предупреждают. Значит, надо решительно действовать.

Саша, как и все вокруг, стала запасаться любыми продуктами длительного хранения, которые только могла достать.

Ходил тогда по Москве очень веселивший всех анекдот:

Возвращается семья домой с работы. Не успели еще включить свет в прихожей, на головы хозяевам падает с антресолей мешок с мукой, выливается подсолнечное масло, потом они спотыкаются о коробку с консервами, падают и восклицают:

– Проклятый голод! Скорей бы уж начался!

Вся большая кладовка в Сашиной квартире была сверху донизу заставлена всевозможными бакалейными товарами: коробки с макаронами громоздились на коробках с рисом и гречкой. Был даже отдельный неприкосновенный запас мясных консервов. К этим сокровищам нельзя было прикасаться ни в коем случае: они представляли собой важнейший стратегический запас на случай обещанного зимнего голода.

Почему-то угрозы голодом показалось кому-то мало.

В их доме затеяли капитальный ремонт. Именно тогда.

Пришли в конце весны бодрые сипящие краснолицые слесари-сантехники, срезали у всех батареи и продолбили по всему подъезду дырки в полах и потолках, чтобы поставить новые отопительные трубы.