Инес души моей - Исабель Альенде

Мне удавалось сводить концы с концами, но в этом городе, таком дорогом и развращенном жаждой денег, вдове было очень трудно справиться с бедностью. Я могла бы выйти замуж, потому что одиноких и отчаявшихся мужчин вокруг было множество и некоторые из них были даже привлекательны, но Каталина все время советовала остерегаться их. Она часто гадала мне на бусинах и ракушках и всегда предсказывала мне одно и то же: что я буду жить очень долго и стану королевой, но будущее мое зависит от мужчины, который являлся ей в видениях. Но ни один из тех, кто стучал в дверь моего дома или заговаривал со мной на улице, не был тем человеком. «Жди, мамитай, скоро явится твой виракоча», — обещала мне Каталина.

В числе претендентов на мою руку был и тот самый заносчивый лейтенант Нуньес. Он все никак не мог отказаться от желания проучить меня, по его собственному — весьма неделикатному — выражению. Он не понимал, почему я отвергаю его ухаживания, ведь прежняя моя отговорка уже не работала. Теперь было точно известно, что я вдова, как он и уверял с самого начала. Он вообразил, что мои отказы — своеобразное кокетство, и поэтому чем упрямее я его отвергала, тем больше он распалялся.

Мне пришлось принять серьезные меры, чтобы запретить ему входить в мой дом с овчарками, до смерти пугавшими служанок. Его псы, которых специально натравливали на индейцев, почуяв запах, начинали рваться с цепи, рычать, лаять и скалить зубы. Лейтенанта ничто так не забавляло, как науськивать этих зверей на индейцев, поэтому он пропускал мои просьбы мимо ушей и наводнял своими псами мой дом, как поступал и в других местах. Однажды утром у его собак на морде выступила зеленая пена, а через несколько часов они издохли. Их хозяин был возмущен до крайности и грозился убить того, кто их отравил, но врач-немец убедил его, что псы издохли от чумы и нужно немедленно сжечь их трупы, чтобы никто не заразился. Так он и сделал, боясь, как бы первому не пасть жертвой болезни.

Лейтенант все чаще приходил ко мне домой, не давал проходу на улице — в общем, превратил мою жизнь в сущий ад. «Этот белый слов не понимает, да, сеньорай. Сдается мне, скоро он сам помрет, как псы», — как-то объявила мне Каталина. Я сочла за благо не допытываться, что она имела в виду.

Однажды Нуньес в очередной раз явился расфуфыренный и с подарками, которые я не желала принимать, и наполнил весь дом своим шумным присутствием.

— Зачем вы меня мучаете, прекрасная Инес? — в сотый раз спросил он меня, пытаясь обнять за талию.

— Соблюдайте приличия, сеньор. Я вам не разрешала таких фамильярностей, — ответила я, высвобождаясь из его лап.

— Хорошо, тогда скажите, благородная Инес, когда мы поженимся?

— Никогда. Вот ваши рубашки и штаны, починенные и чистые. Найдите себе другую прачку, потому что я больше не желаю видеть вас в своем доме. Прощайте! — И я стала выталкивать его по направлению к двери.

— Вы говорите «прощайте», Инес? Вы меня плохо знаете! Я никому не позволю себя оскорблять, тем более какой-то шлюхе! — кричал он мне уже с улицы.

Это было в нежный закатный час, когда люди с округи начинали подходить к моему дому в ожидании последней за день партии пирожков. Но у меня не было сил видеть покупателей: я вся дрожала от гнева и стыда. Я только раздала немного пирожков беднякам, чтобы они не остались без еды, и сразу заперла входную дверь, хотя обычно держала ее открытой, пока на город не спускался ночной холод.

— Будь он проклят, да, мамитай. Но ты не печалься. Этот Нуньес скоро принесет счастье, — попыталась утешить меня Каталина.

— Каталина, он способен приносить только неприятности! Обиженный мужчина, да еще такой фанфарон, всегда опасен.

Каталина была права. Благодаря этому злополучному лейтенанту, засевшему в таверне пить и похваляться тем, что собирался сделать со мной, той ночью я встретила мужчину своей судьбы — того самого, которого Каталина столько раз предрекала мне.

Таверну, зальчик с низкими потолками и несколькими узкими окошками, через которые внутрь попадало едва достаточно воздуха, чтобы дышать, содержал один добросердечный андалусец, который наливал в долг солдатам, стесненным в средствах. По этой причине, да еще потому, что там пара негров играла на гитарах и барабанах, в этом заведении всегда было людно.

С веселыми шумными выпивохами резко контрастировал строгого вида мужчина, одиноко сидевший в углу. Перед ним на столе лежал кусок пожелтевшей бумаги, придавленный, чтобы не сворачивался, кувшином с вином. Этот человек был Педро де Вальдивия, главнокомандующий армии губернатора Франсиско Писарро и герой битвы при Лас-Салинасе, в те времена уже ставший одним из самых богатых людей в Перу. За оказанные услуги Писарро отдал ему в пожизненное владение богатые серебряные прииски в Порко, поместье в долине Ла-Канела, где земля была особенно плодородна, и несколько сотен индейцев для работы в этих владениях.

Чем же занимался прославленный Вальдивия в этот момент, сидя в таверне? Не подсчетом добытых на руднике пудов серебра, голов лам на пастбищах или мешков маиса в амбарах, а изучением карты, набросанной Диего де Альмагро во время своего заточения, перед самой казнью. Вальдивию не покидала навязчивая идея покорить те загадочные южные земли, где потерпел неудачу аделантадо Альмагро. Эти территории не были еще завоеваны и заселены, это было единственное место, где такой военный, как он, мог прославиться в веках. Ему не хотелось оставаться в тени Франсиско Писарро, спокойно старясь в Перу. Возвращаться в Испанию он тоже не думал, каким бы богатым и уважаемым он ни сделался. Меньше всего его привлекала идея воссоединиться с Мариной, которая верно его ждала годами и в письмах, полных благословений и упреков, неустанно умоляла вернуться. Испания осталась в прошлом. Будущее ждало в Чили.

На карте были отмечены дороги, по которым прошел Альмагро со своей экспедицией, и самые трудные места — горы, пустыня и зоны, где нападали индейцы. «Пройти на юг далее реки Био-Био невозможно, мапуче не пускают», — не единожды повторял Альмагро. Эти слова преследовали Вальдивию, раззадоривая его. «Я бы прошел», — думал он, хотя никогда не сомневался в мужестве аделантадо.

Таким мыслями был занят Вальдивия, когда стал различать в шуме таверны громкий голос одного пьяного и, сам того не желая, обратил внимание на то, что тот говорил. А разглагольствовал этот пьяный офицер о ком-то, кому собирался преподать заслуженный урок — о некой Инес, загордившейся женщине, которая смела оскорбить честного лейтенанта на службе у христианского императора Карла V. Имя Инес показалось Вальдивии знакомым, и скоро он заключил, что речь шла о молодой вдове, которая стирала и чинила одежду и жила на улице Темпло-де-лас-Вирхенес. Он сам никогда не пользовался ее услугами — на это у него были свои индианки, — но видел ее несколько раз на улице и в церкви и обращал на нее внимание, потому что испанок в Куско было не много, и задавался вопросом, сколько сможет продержаться здесь такая женщина. Несколько раз он следовал за ней пару кварталов, только чтобы полюбоваться на движение ее бедер — она ходила твердыми широкими шагами, как цыганка, — и на отражение солнечных лучей в ее медных волосах. Ему казалось, что она излучала уверенность и силу воли — качества, которых он требовал от своих капитанов, но никогда не думал встретить в женщине. До тех пор ему нравились лишь нежные и хрупкие девушки, будившие в нем желание защищать их; поэтому он и женился на Марине. А в этой Инес не было ничего ранимого или невинного, она сама, скорее, пугала, как чистая энергия или сдерживаемый вихрь. Именно это привлекло внимание Вальдивии. По крайней мере, так он рассказывал потом.