Своя-чужая жизнь, или Верни мою любовь - Алена Винтер

– Я уже привыкла к твоему новому цвету волос, но каждый раз, видя тебя со спины, вздрагиваю. Кажется, что передо мной стоит Вероника. Потом ты оборачиваешься, и я чувствую радость – оттого, что ошиблась.

– Мы не похожи.

– Не похожи, – согласилась Женя. – Ты никогда не поступила бы с ней так, как она с тобой.

Анна отвернулась, не желая видеть на лице Жени выражение сожаления и чувства вины за то, к чему она не имеет отношения.

– Как ты со всем справилась?

– Если бы не мысли о сыне, я уже давно сломалась бы, – ответила Анна.

Она заметила, что щеки Жени стали мокрыми, и осторожно вытерла пальцами следы ее слез. Женя сморщилась и отодвинулась. Как никогда, ей хотелось дать волю эмоциям, но Анна взглядом просила ее не делать этого. Не желая еще больше расстраивать подругу, Женя проглотила рыдания, даже попыталась улыбнуться в ответ, но ее актерское мастерство было не на высоте, поэтому улыбка получилась неискренней и жалкой.

Анна ободряюще потрепала Женю по плечу и сказала:

– Меньше всего мне сейчас нужны вздохи и слезы. Я и так ощущаю себя тряпкой, а тут еще твоя жалость. Невыносимо! Эта ситуация порою кажется мне безвыходной, давит настолько, что хочется умереть. Не могу понять, как такое могло случиться? И почему мои самые любимые люди оказались столь вероломными?

– А я не удивлена. Хотя насчет Романова я могу и ошибаться, но Вероника уже в детстве демонстрировала людям свою подлую сущность. Только ты этого не замечала.

– А ты, значит, все видела и молчала? – усмехнулась Анна. – Знаешь, Субботина, я потеряла слишком много времени. Нужно было избавиться от них еще год тому назад, когда я вышла из больницы.

– Избавиться? – ехидно прошипела Женя. – Не хочу тебя обидеть, но тогда твоя голова работала плохо. Вернее, она вообще не функционировала! Ты же хотела во всеуслышание обвинить их в том, что они пытались тебя убить. Если бы не Виноградов, вовремя отговоривший тебя от этого сумасшедшего поступка, сидеть бы тебе, дорогая, в просторной комнате, за решеткой, в модной рубашке с длинными рукавами. Романов-старший непременно устроил бы тебя в самую лучшую палату какой-нибудь элитной клиники. И сына своего ты никогда больше не увидела бы.

– Я и так его не вижу, – Анна испытующе посмотрела на Женю. Подруга вновь открыла рот, намереваясь продолжить свою речь. – Замолчи, – прижала она руку к губам подруги. – Знаю, что твои слова правдивы. Просто мне сейчас очень горько, и я пытаюсь оправдать жестокость своих действий. Я ведь не убийца, Женя.

– А кто?

Голос Жени звучал издевательски-грубо, из-за чего Анна испытала желание схватить ее за волосы и с силой проволочить подружку по всей кухне. Вместо этого она тихо присела в углу, возле мойки, и поджала под себя ноги. Слова Жени были очень жестокими, но она не ошиблась, назвав ее убийцей. Анна не собиралась отпираться, однако она до сих пор не верила, что руки ее когда-нибудь обагрит кровь любимого когда-то ею человека. Но самым страшным откровением было то, что она не намеревалась останавливаться, собираясь наказать всех, кто был причастен к попытке ее уничтожить, в особенности – свекра, умело скрывшего следы того коварного преступления.

– Да, я – убийца, – сказала она, ощутив внезапную легкость в душе от этого неожиданного признания. – Можно сколько угодно утверждать обратное, но это никому не принесет успокоения.

– Я вовсе не желала тебя уколоть, – начала оправдываться Женя. – На твоем месте я поступила бы так же.

– Ты говоришь так только потому, что находишься не на моем месте, – ответила Анна, поднявшись с пола, и подошла к Жене. – Спасибо, что отрезвила меня, а то я уже возомнила себя эдаким благородным Зорро. На самом деле я – обычная преступница, которой хочется выглядеть правым. Как бы я ни пыталась защищаться, факт остается фактом: я – убийца. Мстители ничем не отличаются от своих врагов, так как ведут себя не менее подло. Совершенное мною нельзя назвать актом правосудия. Я лишь утолила свою ярость, обиду, считая при этом, что вершу справедливость.

– Твое настроение меня удручает. Мне жаль, что я обидела тебя. Знаю, что обидела, – Женя покачала головой, видя, что Анна намерена ей возразить. – Я чувствую. Не говори ничего! Просто извини меня за мой гадкий язык, иногда я говорю глупости, не думая о последствиях. Мне не дано понять все, что ты переживаешь, поэтому я могу ошибаться в оценке твоих действий. Знай только, что я тебя ни в чем не обвиняю. Наоборот – поддерживаю. И вот что, Кирсанова, – добавила Женя с таким жаром, что щеки ее зарделись, а глаза лихорадочно заблестели, – не одна ты – убийца! Я – такая же преступница, потому что во всем этом принимала участие. Пусть не я нажимала на курок, зато я искренне желала смерти тем подлым существам, предавшим тебя. И не раскаиваюсь в этом! Даже более того: если бы ты не смогла наказать их, то это сделала бы я! Так что кровь Романова не только на твоих руках, мои также обагрены ею. В этом ты можешь не сомневаться, как и в том, что я люблю тебя и никогда не причиню тебе боль.

– О каких сомнениях ты говоришь? – спросила Анна. – Много месяцев тому назад я доверила тебе свою жизнь. В тот самый момент, когда позвонила тебе, моля о помощи, и ты мне не отказала. После всего, через что нам обеим пришлось пройти, я не могу сомневаться в тебе.

Прислонившись лбом к плечу подруги, Анна прикрыла глаза, задумавшись. Женя с нежностью гладила ее по руке, стараясь ни единым звуком не нарушить молчание, воцарившееся в кухне. Она понимала, что Анне необходимо отдохнуть, навести порядок в мыслях и чувствах, чтобы вновь стать прежней Анной Кирсановой.

Меньше всего Анна ожидала от своей родной сестры подобной жестокости. Ей казалось, что их отношения были наполнены искренней теплотой и в них не было места для ревности и тем более ненависти. Анна и сейчас не могла поверить в то, что Вероника вела себя так неискренне. Но, что бы ни твердил Анне голос ее сердца, искавший оправданий для Вероники и уговаривавший Анну простить ее, разум ей советовал – срочно избавиться от эмоций, мешавших трезво оценить ситуацию. Пришлось ей заставить себя отвлечься, перестать играть главную роль в спектакле под названием «Жизнь и смерть Анны Кирсановой» и взглянуть на происходящее со стороны. Но, даже детально разобрав все обстоятельства жизни, Анна не смогла найти в поведении Вероники что-либо подозрительное.

Сестра всегда была веселой и отзывчивой. Пожалуй, иногда Вероника слишком уж напористо высказывала свою точку зрения, она отличалась взрывным темпераментом, но это вовсе не делало ее поведение заносчивым и наглым. Наверное, оттого, что она смягчала все острые углы своей потрясающе открытой улыбкой, которая могла согреть душу любого человека и заставить его проникнуться нежными чувствами к этой необычной, яркой девушке. В школе они обе хорошо учились, но учителя больше хвалили Веронику, несмотря на то что та часто лукавила, не выполняла домашние задания, а просто списывала их у сестры. Все свое свободное время она посвящала мальчишкам, недостатка внимания с их стороны она не испытывала с двенадцати лет, с того момента, когда начала носить бюстгальтер. Анна удивлялась тому, с какой неимоверной частотой кавалеры сестры сменяли друг друга. Не успевала она привыкнуть к одному парню, которого Вероника называла любовью всей своей жизни, как его место уже занимал другой, или их было несколько одновременно, причем каждый наделялся статусом единственного.