Повесть о балтийском матросе - Иван Матвеевич Жигалов

а следом — флотские начальники. Заметив Зонина, Климент Ефремович и Павел Ефимович заулыбались, дружески пожали руку писателю, стали расспрашивать, что издал, над чем работает. Александр Ильич ответил. Потом, указав на меня, сказал, что вот, мол корреспондент газеты «Смена» хочет получить интервью у наркома К. Е. Ворошилова об отличившихся на учениях краснофлотцах и командирах.

— Трудное дело, — Климент Ефремович развел руками. — Не могу назвать. Все отличники. Балтийцы на учениях показали высокий класс и превосходное знание военно-морского дела.

Я спросил, можно ли эти слова привести в газете.

— Конечно. Напишите, мол, нарком Ворошилов остался доволен. Укажите также, что эту точку зрения разделяет и командующий Ленинградским военным округом командарм 2 ранга Дыбенко. Согласен, Павел Ефимович?

— Вполне. — Дыбенко рекомендовал больше писать о комсомольцах. — Они запевалы всего нового, передового. Энтузиасты! Замечательные специалисты! Достойно несут Красное знамя, поднятое их отцами и дедами — славными революционными балтийцами, героями Октября. Я очень доволен молодой сменой! Очень! Так и укажите в своей газете…

Климент Ефремович и Павел Ефимович, сославшись на занятость — предстоял разбор учений, — назначили нам встречу во второй половине дня в штабе флота. Я протянул свернутую в трубочку бумагу, передал Дыбенко, объяснив, что мне нужно.

— Ох, уж эти журналисты, — засмеялся командарм, пообещав прочитать текст.

Чтобы скоротать время, мы направились в Петровский парк. Бродили по Кронштадту. Постояли у памятника адмиралу С. О. Макарову, что высится на гранитной скале-пьедестале на знаменитой Якорной площади. Александр Зонин рассказывал о Дыбенко. Знакомы они были давно. Оба шли по льду на штурм мятежного Кронштадта в ночь на 17 марта 1921 года. Показал места, где проходили жаркие схватки…

— Мы за Кронштадт одновременно получили ордена Красного Знамени, — говорил писатель. — Дыбенко — третий, я — первый. Я тогда редактировал газету 16-й армии. Потом мы вместе служили в Реввоенсовете республики, в Среднеазиатском военном округе…

Александр Ильич признался, что собирается написать роман о революционных моряках Балтики, одним из основных персонажей которого будет Дыбенко.

— Уважаю этого человека, — говорил Зонин. — В нем гармонично слиты великолепный, просто-таки удивительный природный ум, поразительное трудолюбие, большие организаторские способности, дар военачальника, простота и мужество солдата. Он беспредельно предан партии… Талантлив он, черт возьми! Мог стать незаурядным писателем. Ты обязательно прочитай его книгу «Из недр царского флота к великому Октябрю»! — советовал Зонин. — Еще никто до него с такой ясностью не показал, как большевики готовили моряков к революции, борьбе с царизмом и керенщиной, за власть Советов. Полезная книга!..

В назначенное время мы были в штабе. Наша беседа затянулась. Уже задание было выполнено, статью Дыбенко исправил и подписал, а разговор продолжался. Климент Ефремович и Павел Ефимович расспрашивали о газете, о том, как «Смена» освещает жизнь армии и флота, говорили о роли газеты в воспитании молодежи.

— Большие дела вершит молодое поколение, — произнес Дыбенко.

— Да, достойная смена растет! — подтвердил нарком…

Следующая моя встреча с Павлом Ефимовичем Дыбенко произошла на псковской земле во время окружных военных маневров. Мы, четверо журналистов, должны были написать об этих учениях на страницах ленинградских газет. И вот случилась беда: у нашей автомашины произошла серьезная поломка… Сидим на берегу реки Утроя и нервничаем. Учения-то в разгаре. В небе идут «бои», «красные» летчики «дерутся» с «синими». Где-то недалеко урчат танки. Грохочет артиллерия. Трещат пулеметы… А мы ждем… чуда. И оно произошло! На дороге появились машины. Передняя остановилась. В ней — Дыбенко. Узнав, почему мы здесь, он приказал разместить нас в штабных машинах и показать все, что положено корреспондентам. Меня командарм посадил в свою. Так я очутился в центре событий. Видел все, что происходило «на поле брани». Что было не ясно, пояснял командующий.

С КП, расположенного на возвышенности, хорошо просматривалась ровная, поросшая молодым смешанным лесом территория, разрезанная извилистой рекой. Шел «бой». Я впервые видел, как довольно громоздкие танки ТБ-5 с ходу погружались с крутого берега в воду. Удивительное зрелище! Заметив мое восхищение, Дыбенко громко сказал:

— Скоро Красная Армия будет полностью механизирована. А пехота станет мотопехотой!

Павел Ефимович пригласил нас на разбор учений. Отмечая умелые действия подразделений, особенно похвалил танкистов, авиаторов. Говорил о тех, кто действовал нечетко… Напомнил о тревожной международной обстановке.

— Она обязывает нас быть готовыми ко всяким неожиданностям. На маневрах и учениях действовать, как на войне! — призвал командарм. И будто на школьном уроке, медленно, отчетливо продиктовал: — Приказываю всем командирам считать это обязательным для себя.

И еще раз повторил:

— Обязательным! Это приказ!

Потом все пошли обедать. «Цех питания» расположился на небольшой живописной поляне среди молодой березовой поросли, листьев которой уже коснулась наступающая осень. Интендантское хозяйство хорошо вписывалось в этот чудесный уголок — тихий и уютный. Всюду виднелись зеленые палатки с оконцами — столовая, походная пекарня, продсклады… Аппетитно пахло мясными щами и свеже-выпеченным ржаным хлебом.

Обед проходил в непринужденной обстановке. Дыбенко рассказал несколько веселых историй из своей флотской биографии. Но потом перевел разговор на серьезные темы. Лицо командарма помрачнело. Павел Ефимович стал говорить о капиталистическом окружении.

— Наша страна подобна одинокому кораблю, плывущему среди разбушевавшейся стихии. Забывать этого нельзя!

За столом притихли. Все почувствовали тревогу. Конечно, в этот уж очень мирный, теплый осенний день никто из нас не предполагал, что древняя русская земля, на которой только что успешно завершились большие военные учения, менее чем через четыре года превратится в арену жесточайших сражений.

Тревожные мысли о надвигавшейся войне Дыбенко высказывал и выступая перед избирателями Кингисеппского избирательного округа, где он баллотировался кандидатом в депутаты Верховного Совета СССР первого созыва. На этих многолюдных собраниях в качестве корреспондента мне приходилось присутствовать. То же беспокойство чувствовалось и в речи командарма в Таврическом дворце во время встречи комсомольского актива Ленинграда с представителями молодежи республиканской Испании. В президиуме, кроме испанских товарищей, находились руководители партийных, советских и комсомольских организаций города. Был среди них и командующий военным округом П. Е. Дыбенко. На его гимнастерке ордена — знаки боевой доблести и славы.

Все мы, сидевшие в зале, ждали выступления командарма. Вот он поднялся, некоторое время стоял между трибуной и столом президиума, когда стало тихо, начал речь…

— Фашизм — это война! — говорил он. — Ее уже развязали. Муссолини захватил Абиссинию. Германия и Италия помогают мятежникам душить республиканскую Испанию. Фашисты бомбят испанские города и деревни. Гибнут мирные люди. Коричневая чума угрожает человечеству. — И опять призывал к бдительности, боевой готовности…

Слушал я командарма и на партийном активе ленинградского гарнизона в Доме Красной Армии имени С. М. Кирова. К тому времени я стал военным, работал в новом литературно-художественном журнале «Краснофлотец», носил флотскую форму… Было уже