Восемь Драконов и Серебряная Змея - Yevhen Chepurnyy

мужчиной средних лет, невысоким и тощим. Одеяние его — простые рубаха и штаны из некрашеной холстины, и стоптанные соломенные лапти, — было невзрачным до бедности, и на него не позарились ни находники, разграбившие хутор подчистую, ни угнанные в рабство односельчане убитого.

Спина лежащего лицом вниз мужчины была исполосована ударами плети. Глубокие кровавые раны исчерчивали тело мертвеца жутким подобием тигровых полос — избивавший крестьянина явно был не новичком с плетью, и даже не думал щадить свою жертву.

— Он не пытался сбежать, — сдавленно произнес Шэчи, приглядевшись. — Удар нанесен с седла, но не на скаку — голова расколота сверху, и точно посередине. Убийца подъехал к нему, остановился, и зарубил.

— Зачем? — с неверием в голосе спросила Ваньцин. — Зачем эта бессмысленная жестокость? Этот крестьянин должен был стать рабом, к чему киданям портить свою добычу?

— Не знаю, — медленно и напряженно ответил юноша. Его брови недобро хмурились, а глаза вцепились взглядом в распростертый на обочине труп. — Может, он был болен, или выказал неповиновение, и его решили сделать примером для остальных. Либо же и вовсе, кидани решили поразвлечься. Не думаю, что мы сможем узнать его судьбу, жена. Но мы можем другое, — повернувшись к любимой, он серьезно посмотрел в ее глаза, карие и ясные — единственную часть ее облика, не измененную искусством А Чжу.

— Мы можем запомнить эту смерть, — тяжело промолвил он. — Запомнить судьбу ни в чем не повинного человека, попавшего в лапы безжалостных захватчиков. Запомнить, и не допустить ее повторения. Прости нас, незнакомый крестьянин, — обратился он к телу, низко кланяясь ему. — Мы не можем похоронить тебя. Ради жизней многих, мы вынуждены оставить одного без положенных почестей. Надеюсь, твой дух поймет нас.

— Прости нас, незнакомец, — эхом повторила Ваньцин. — Не знаю, сможем ли мы отомстить за тебя — нам неизвестен твой обидчик. Но будь уверен, в грядущей битве мы покараем многих киданей за злодеяния их соотечественников. Пойдем, муж мой, — она вновь сжала ладонь юноши. — Время не ждет.

* * *

Около часа спустя, две неспешно плетущиеся фигуры показались неподалеку от лагеря армии Ляо. Вечернее солнце неярко бликовало на металле их доспехов, и старший ляоского караула, что охранял ворота, раздумал бить тревогу и отдавать приказ расстрелять нежданных гостей из луков — в очертаниях брони неизвестных угадывался традиционный киданьский орнамент в виде волчьих голов.

Стоило парочке добрести до ворот, как стала заметной бледность и изможденность двоих воинов. Их богатые доспехи были покрыты дорожной пылью и пятнами грязи, а мутные глаза глядели с тупым равнодушием. Один из мужчин поддерживал другого, то и дело спотыкающегося. Доковыляв до ворот, они замерли, чуть пошатываясь, напротив безмолвных часовых. Выступив вперёд, начальник караула с сомневающийся видом спросил что-то на лающем ляоском наречии.

— Поди прочь, грязный простолюдин, — невнятно прохрипел один из пришельцев. — Я не стану тратить свое время на мужичьё. Приведи кого-то выше тебя происхождением.

Кидань повторил свой вопрос, глядя все настороженнее. Его рука, словно невзначай, легла на рукоять сабли; ляоские солдаты, видя напряжение своего начальника, наставили на нежданных гостей копья. Воин в богатой броне, говоривший ранее, попытался что-то сказать, но, не успел он вымолвить и слова, как сухой, частый кашель одолел его. Справившись с взбунтовавшимся горлом, он сердито нахмурился, и, наставив на караульных трясущийся палец, снова вознамерился высказаться, как к беседе присоединился новый участник, подошедший из глубины лагеря — грузный низкорослый мужчина, чей доспех не уступал вычурностью броне новоприбывших, а чистотой и блеском — превосходил во много раз.

— Да это же славные братья Уголун и Угоху! — воскликнул он на приличном ханьском. Щекастое и бородатое лицо киданя просияло искренней радостью. — Вижу, Отец-Небо не оставил вас своей милостью, друзья — я сам видел, как под тобой убили коня, братец Уголун. Как тебе удалось выжить? — заинтересованно обратился он к замаскированной Му Ваньцин. Та промычала нечто невнятное.

— Мой брат был ранен в горло, и не может говорить, — захрипел Шэчи. Ваньцин, вновь замычав, утвердительно кивнула, тыча пальцем в окровавленную повязку на шее. — Мне тоже досталось — голова моя идёт кругом, а глаза с трудом различают вещи. Кто говорит со мной?

— Это генерал Пу Ши, — ответил толстяк. — Перед битвой, мы с тобой разделили чашу кумыса, братец Угоху, и уговорились выпить ещё раз, после победы, помнишь?

— Попить было бы неплохо, — прохрипел Инь Шэчи. Он неловко пошатнулся, с трудом сохранив равновесие. — Руку бы отдал за глоток воды.

— Конечно, конечно, — спохватился Пу Ши. — Воды доблестному генералу Угоху, живо! — грозно рявкнул он на караульных.

Солдаты почтительно поклонились, и один из них метнулся вглубь лагеря, вскоре вернувшись с кожаным бурдюком. Неуклюже приняв ёмкость, Шэчи жадно припал к ней, судорожно глотая и обливаясь. Выхлебав не менее половины, он с заметной неохотой оторвался от бурдюка, и передал его Му Ваньцин. Та приникла к кожаному сосуду с не меньшим пылом.

— Я прикажу солдатам проводить вас к целителю, друзья, — сочувственно промолвил ляоский генерал, когда поддельные кидани напились. — Простите, я не смогу сопровождать вас — военный совет вот-вот начнется. Встретимся после него, братец Уголун, братец Угоху.

— Нам с братом никак нельзя пропускать совет! — взволнованно захрипел Шэчи. — Если мы будем пренебрегать службой из-за каких-то ран, как мы взглянем в глаза государю и близким по возвращению домой? Сейчас же веди нас к принцу, брат Пу Ши — истинный воин Ляо никогда не склонится перед трудностями, даже будучи изрублен на куски!

— Отлично сказано, братец Угоху! — восхитился Пу Ши. — Вот только… — он с сомнением оглядел измазанные в грязи доспехи двоицы. — Нужно, хотя бы, привести вас в порядок — не стоит показываться на глаза господину Елюю в таком виде. Эй, вы, — презрительно бросил он караульщикам, — помогите генералам очиститься.

Вскоре, генерал Пу Ши бодро шагал по направлению к роскошному шатру Елюй Нелугу, а следом за ним кое-как поспевали двое поддельных киданей, чьи доспехи, наскоро оттертые от грязи, вернули часть былого лоска.

Когда все трое вошли в шатер чуского принца, Инь Шэчи с трудом удержался от удивлённого возгласа: на почетных местах рядом с Елюй Нелугу восседали не кто иные, как престарелые злодеи, чье вмешательство едва не привело к