Весь Карл Май в одном томе - Карл Фридрих Май

— С кем?

— С эспадой. Мне надо задать ему один вопрос: откуда у него скальп, который он показывал лейтенанту Берано? Посмотрим, что он на него ответит… Значит, сеньор, вы думаете, что завтра они оба будут у нас в руках?

— Уверен в этом. А сейчас оставь меня, пожалуйста, Ансиано. Мне надо побыть одному.

Глава 15

ТАЙНА ТОРЕАДОРА

Костры в лагере погасли, сон сморил и индейцев, и белых. Лишь возле лошадей взад-вперед прохаживался часовой. Но бодрствовал в лагере не только он один, не спали также гамбусино Бенито Пахаро, эспада Антонио Перильо и капитан Пелехо. Надо заметить, что между капитаном, с одной стороны, и гамбусино с эспадой — с другой сложились особые отношения, в чем-то очень похожие на отношения лейтенанта Берано с Отцом-Ягуаром. Как и лейтенант Берано, капитан считал себя во всем, что касается ведения военных действий, естественно, опытнее каких-то штафирок, но те отнюдь не собирались признавать его приоритет в этой области и уж тем более никогда не позволили бы ему командовать ими. Это капитан понимал хорошо, но знал он также и то, что вести какие бы то ни было баталии в Гран-Чако — далеко не то же самое, что организовать разбойничий налет на противника. Но попробуй убеди в чем-нибудь этих самодовольных мужланов, если они и слушать не желают профессионала, дескать, сами с усами, не первый год с ружьем имеем дело. Споры не прекращались, но они, как правило, ничем не кончались, и у капитана все накапливалась и накапливалась обида и злость на своих компаньонов. Еще его страшно раздражало то, что абипоны прислушивались к указаниям гамбусино с гораздо большим вниманием, чем к его собственным. Чем больше капитан вникал в суть этих указаний, тем чаще его охватывала тревога: он ясно видел, что эти самозваные военачальники не могли оценивать верно истинное положение дел, но, что было по-настоящему опасно, и вовсе не желали ни во что толком вникнуть и разобраться, упиваясь сиюминутной властью над покорными им до поры до времени индейцами. Капитан стал держаться отчужденно, но гамбусино и Пелехо, заметив это, отплатили ему той же монетой и начали, в свою очередь, с подозрением относиться к нему. Они демонстративно игнорировали его мнение во время их военных советов, о чем-то договаривались втайне от него, и очень часто замолкали при его появлении, несмотря на то, что до этого момента вели между собой весьма оживленную беседу. Постоянные напряженные отношения со спутниками наконец надоели капитану, и он решил откровенно объясниться с недавними единомышленниками, ставшими вдруг едва ли не противниками.

В день, о котором мы только что рассказали, он встретил солдат, прибывших к Пальмовому озеру, возглавил их отряд и привел его к тому самому болоту, где немцы искали кости древних животных. Навстречу ему вышли гамбусино и эспада и последний менторским тоном произнес:

— Сеньор капитан, завтра вы должны показать себя в составе отряда, который отправится к деревне камба и атакует ее. Вам предоставляется право дать инструкции на этот счет.

— Мне — дать инструкции?! — переспросил слегка ошарашенный Пелехо. — Но подобные инструкции, по-военному говоря, приказы, имеет право отдавать лишь тот, кого солдаты признают своим командиром! Иначе это всего лишь благие пожелания, то есть пустой звук.

— То есть вы хотите сказать, что я в данном случае должен передать вам свои полномочия командира, так, что ли? — вскипел гамбусино.

— Да, вы поняли меня верно, сеньор, именно это я и хотел сказать. Иначе нарушается принцип единоначалия.

— Значит, кто же, по-вашему, должен отдавать приказы нашим воинам?

— Разумеется, я, поскольку среди вас я — единственный, кто носит воинское звание, к тому же, смею заметить, довольно высокое.

— Я давно знаю, что это ваше заветное желание. Завтра нам предстоит серьезное сражение, и вы можете проявить себя при подготовке к нему. Но я прошу, сначала внимательно ознакомьтесь с этим вот документом.

Вынув из сумки небольшую металлическую капсулу, он достал оттуда свернутую трубкой бумагу, развернул ее и отдал капитану. Тот стал читать ее при свете костра.

— Ну, так кто же из нас здесь командует? — торжествующе спросил гамбусино, когда капитан поднял глаза от бумаги.

— Вы… Я должен подчиняться вам…

— То-то же! И не вы один, но и все, кто непосредственно подчиняется вам. Раз вы признали мои права, я позволю себе употребить свой авторитет на то, что на время отстраню вас от ваших обязанностей. Итак, вы сопровождаете нас и дальше, не проявляя никакой инициативы, и, как только я отдам новый приказ, вы должны подчиниться ему без каких бы то ни было возражений.

— Сеньор! — возмутился на этот раз капитан. — Кто дал вам право разговаривать со мной в таком тоне?

— Я не обязан в этом отчитываться перед вами. Вы должны подчиняться мне беспрекословно, и этим все сказано. Если вы не примете это условие, то за последствия я не отвечаю. Мы находимся на тропе войны.

— Отлично, сеньор! Я готов выполнять любое ваше распоряжение! — воскликнул капитан откровенно ерническим тоном, едва сдерживая свой гнев.

И, чтобы случаем не наговорить чего-нибудь лишнего, пошел прочь от костра. Немного походил в темноте взад-вперед, напряженно ища ответа на очень интересовавший его вопрос, — почему именно сегодня гамбусино так обнаглел, но так и не нашел его. Немного остыв, капитан решил вернуться к костру. Огонь уже был погашен. Несмотря на это, он все же разглядел, что гамбусино и эспады уже не было на прежнем месте. Тогда капитан улегся рядом со своим капралом и, заметив, что тот не спит, тихонько спросил его:

— Где этот наш новый «полковник», а может, уж не знаю, даже «генерал»?

— Они с Перильо пошли к болоту, чтобы там без посторонних свидетелей обсудить свои планы.

— Что тут происходило, пока я отсутствовал?

— Ничего особенного, кроме того, что гамбусино продемонстрировал свою безграничную власть над всеми нами.

— И убедил вас в этом?

— Да, убедил, он показал документ, дающий ему это право и подписанный вице-президентом Конфедерации. Мы обязаны подчиняться ему.

— Значит, я вам больше не командир, так, что ли?

— Сеньор капитан, я сказал только, что мы, солдаты, обязаны подчиняться этому приказу, а неподчинение может стоить любому из нас головы.

— Безумие! Кто бы мог представить, что наступят такие времена, когда командовать солдатами сможет всякий проходимец!

Он завернулся в пончо и попытался заснуть. Однако уязвленное самолюбие человека, привыкшего командовать, не давало ему успокоиться, он забыл, что сам был мятежником и, в общем-то, не имел никакого