Жорж Санд, ее жизнь и произведения. Том 2 - Варвара Дмитриевна Комарова

363

Известил Жорж Санд об этом его родственник, Негрие, письмом от 13 марта 1851 г.

364

Вроде, например, увлечения чтением до воображения себя героем романов, или юношеской фантастической страсти к... герцогине Беррийской, и т. д.

365

Отыскание отцовства запрещено.

366

Нам удалось приобрести корректурный экземпляр этой книги, принадлежавший вышеупомянутому адвокату Мари, с собственноручной надписью Пьера Леру.

367

Шарлотта Марлиани.

368

Мы сравнили оригинал письма с текстом его, напечатанном в «Vote Universel» (перепечатано в Прессе, 31 декабря 1850 г.).

369

Так, например, мы нашли в одном из них очень серьезный критический разбор пьесы «Клавдия», и в особенности той сцены, где старик Реми не только реабилитирует Клавдию, но даже превозносит ее над всеми. Это показалось Жильяну «уж чересчур», и для подкрепления своего мнения он указывает, что Иисус Христос лишь простил блуднице. (По словам Жильяна, Евангелие – его любимая книга, с ней он не расстается, и из нее он почерпает свои жизненные правила). К этому своему критическому замечанию он прибавляет, что эти преувеличенные похвалы Реми покоробили публику на первом представлении, и это повредило успеху пьесы. (О ней см. ниже, главу X этой 2-й части нашего труда).

370

Знаменитая драматические певица Елизавета-Гертруда Мара, род. 1749, ум. 1833 г.

371

Очень интересно отметить, что Полина Виардо во время самого писания романа уже знала это. Так, в письме от 29 июля 1842 г. из Гренады, рассказывая о празднике, данном в честь супругов Виардо Лицеем, Гренадским литературно-музыкальным учреждением, в залах Альгамбры, о том, что портрет Жорж Санд украшает одну из зал этого общества, что у автора «Индианы» много «apasionados», и что ей, Полине Виардо, пришлось говорить с одним потомком арабов, для которого Ральф – идеал, а «что же будет, когда они прочтут «Консуэло», – певица прибавляет: «Да, «Консуэло», которая нас заставляет содрагаться, плакать, смеяться, раздумывать. О, дорогая ninonne, как Вы удивительны и как счастливы Вы, что можете доставлять такое наслаждение своим читателям. Я не могу передать Вам, что со мной происходит с тех пор, что я читаю «Консуэло». Знаю только, что я в 10000 раз более люблю Вас и очень горжусь, что была одним из элементов, послуживших Вам для создания этого удивительного образа. Это, несомненно, будет лучшее, что я сделала на этом свете»...

372

«Уже вернулась весна, со своим, цветами украшенным, челом, уже приятный ветерок резвится среди трав и цветов, к деревьям вернулись листья, на лужайку вернулися травки, лишь не вернется ко мне мой душевный покой».

373

Необъятное небо вещает Великого славу Творца.

374

В этом отношении особенно замечательно начало 55 главы «Консуэло», в которой по поводу услышанных героиней в исполнении Альберта народных чешских песен и гимнов Жорж Санд говорит о неисчерпаемых сокровищах красоты и поэзии, заключающихся в народной музыке, в национальных песнях и в импровизациях бессознательно творящих народных певцов и музыкантов.

Биограф Шопена, г. Ферд. Гезик, рассказывает в своей книге, что еще в юности, будучи учеником варшавского лицея, Шопен не мог пройти мимо какого-нибудь шинка или хибарки в предместьи, откуда раздавались звуки народной песни или танцевальной музыки, без того, чтобы не остановиться тотчас под окном и не прислушаться с восхищением к этим национальным напевам, и г. Гезик вполне справедливо видит в этой любви гениального юноши к народным песням источник того действительно глубоко национального характера музыки великого композитора.

Жорж Санд, в свою очередь, говорит об «Альберте» следующее: «Он так впитал в себя эти, на первый взгляд, варварские, но глубоко трогательные и воистину прекрасные для серьезного и просвященного ума, творения, так проникнулся ими и усвоил их себе, что мог подолгу импровизировать на эти музыкальные мысли и мотивы, примешивать к ним свои собственные, вновь возвращаться к первоначальной мысли сочинения, развивать ее и предаваться собственному вдохновению, не искажая своей ученой и изобретательной интерпретацией оригинального, сурового и поразительного характера этих старинных песнопений»...

Слишком очевидно, что вместо имени «Альберта» надо подставить «Шопена», и подразумевать под «Богемией» – Польшу, а под чешскими гимнами – песни и напевы польские, – во всем этом отрывке и в последующих страницах.

Жорж Санд высказывает затем замечательные мысли о том, как музыка вообще, и всегда говорящая нам более, чем могут сказать слова, а особенно музыка национальная, раскрывает нам самую сущность души какого-нибудь народа и рисует нам его исторический склад и характер. Очевидно, Жорж Санд глубоко понимала дивные, чисто национальные творения Шопена, и в значительной мере именно о них и думала, когда говорила, что, слушая иные национальные, хорошо выраженные мотивы, мысленно переносилась в Польшу, Испанию, в степи, горы, в историческое прошлое гораздо более, чем когда читала путешествия и описания этих стран и историю этих народов. С другой стороны, эта теория как нельзя более соответствовала идеям Леру, и потому, – как мы увидим это из его писем, – он особенно ценил этот отрывок «об искусстве» и высказал это Жорж Санд.

375

У Консуэло, кстати сказать, голос меццо-сопрано, поразительный по диапозону, и одинаково годный для головоломнейших фиоритур и для драматического пения, совершенно как у самой Виардо, которая пела с одинаковым успехом партии лирические, комические, трагические, контральтовые и сопрановые – Розину, Амину, Лучию, Фидёс, Норму, Ваню. Очень интересно, что впервые взявшись в Испании за роль Нормы, артистка писала Жорж Санд: «Сегодня вечером 3-е представление Нормы. Вы видите, что я одержала победу в самой что ни есть области Кориллы, и я могу сказать вам на ушко, что это не было излишней смелостью с моей стороны. Во всяком случае, это было мне очень полезно в смысле совершенствования и приготовления, чтобы появиться в этой роли пред более значительной публикой. Впрочем, здешняя публика, если это и не знатоки, зато и не льстива, и не пресыщена, и отдается вполне наивно своим впечатлениям. Это та публика, какую я люблю, и та, которая меня заставляет делать успехи. Такую же публику любил и превосходный Нурри, и был счастлив петь пред нею даром в царские дни.