Варфоломеевская ночь - Владимир Москалев

Она просила племянников Конде и Конти позаботиться о сыне и не покидать его, а Генриху поручила опеку сестры Катрин, которую он непременно должен выдать замуж за принца-протестанта. Она оставила ему все свои земли и имущество в полное владение и просила не изменять делу Реформации, что бы там ни подстерегало его на пути. Она еще раз напоминала ему о распущенности и безнравственности двора и наставляла соблюдать кодекс чести. Она просила его немедленно вернуться в Беарн вместе с молодой женой, как только свадебные празднества будут закончены. Она призывала гугенотов быть стойкими в вопросах веры и не изменять единственно верному учению Христа. На прощанье она попросила похоронить ее в Лескарском монастыре, где был погребальный склеп наваррских королей.

Когда нотариус ушел, Жанна подозвала к себе Лесдигьера. Он упал на колени перед ее ложем и только сейчас увидел заострившийся нос — верный признак скорой смерти. Лицо пожелтело, лоб нахмурился, губы шевелились, а глаза жадно разглядывали Лесдигьера, будто она собиралась унести его образ в могилу.

— Франсуа, я любила тебя… — тихо проговорила она, вложив ладонь в его руки, — ты был самым дорогим для меня после детей… — она закашлялась, приложив платок ко рту, потом продолжала, снова повернув к нему лицо и силясь улыбнуться: — Они все-таки доконали меня, мои легкие, а я так хотела, чтобы ты видел меня счастливой на свадьбе сына… Теперь вы останетесь у него, ты и Шомберг… Любите его и служите так, как служили мне, для меня это будет самым большим утешением…

Она замолчала и закрыла глаза, по-видимому, собираясь с мыслями. С минуту стояла гнетущая тишина, слышно было только слабое прерывистое дыхание Жанны, доносящееся с подушки.

Она снова открыла глаза. Они все так же были устремлены на него, свою последнюю любовь.

— Не печалься обо мне, Франсуа, и не предавайся скорби… Ты еще молод, и у тебя будет много женщин, но я знаю, что они не погубят тебя, потому что ты честен и смел и всегда отличишь ложь от истины… Но ты плачешь?.. Я вижу на твоем лице слезы… Не надо, Франсуа, это преждевременно, я ведь еще живу… Ну вот, и твой друг туда же… Да вы сговорились, что ли? Подойдите, Шомберг… Не слышит… Значит, я уже совсем тихо говорю.

Но Шомберг услышал, быстро сделал пару шагов и тоже упал на колени рядом с Лесдигьером.

— Ваше величество! Ваше величество!.. — воскликнул он и припал губами к ладони Жанны, на которую капали его слезы.

— Ничего, Шомберг, все пройдет, — попыталась она успокоить его, — но я рада, что у вас останется добрая память обо мне, ведь я любила вас как брата, как сына… А вы… вы все так же гоняетесь за женщинами, неугомонный дамский волокита?..

— Ваше величество, — рыдая, произнес Шомберг срывающимся голосом, — клянусь вам, что я еще не встречал и никогда не встречу такую женщину как вы! Вы прекрасная, вы настоящая королева! Я всегда любил вас, ваше величество, как сестру, как родную мать, но при этом, чего уж греха таить, тайком завидовал Лесдигьеру и вашей с ним беззаветной любви…

— Ну что вы, — произнесла она, ласково глядя на него, — зачем так говорить… хотя мне и приятно это слышать. Вы тоже найдете свою счастливую любовь, Шомберг, это обязательно случится, поверьте мне. Господь не оставит вас вниманием, и произойдет это, быть может, даже раньше, чем вы думаете. А теперь, друзья, — вдруг спохватилась Жанна, — внимательно меня выслушайте… — внезапно она нахмурилась и застонала: — Опять начинает болеть голова… Скорее бы уж Бог избавил меня от страданий… Но о чем это я?.. Святой боже, туман застилает глаза, я могу не успеть… Смутная тревога витает в воздухе, правду говорили наши доброжелатели: быть беде. Католики уже хмурятся, видя такое скопление гугенотов… не случилось бы бунта… Немедленно уезжайте из Парижа вместе с королем Наваррским, как только свадьба… как только свадьба эта… состоится…

Она закрыла глаза и потеряла сознание. Руки ее, пышущие жаром, стали мягкими и безжизненными и тихо легли поверх одеяла. К ней подошли врачи и в целях облегчения ее страданий влили ей в рот питье.

Друзья встали с колен и теперь стояли рядом. Дыхание ее успокоилось и стало ровнее.

— Королева уснула, — объявили врачи.

— Молитесь Господу, чтобы он даровал выздоровление нашей королеве, — произнес пастор, подняв кверху Библию.

И гугеноты зашептали слова молитвы.

Весь следующий день Жанна бредила, не приходя в сознание. Иногда оно возвращалось, но она уже никого не узнавала. Гугеноты молились и пели псалмы о спасении души, пасторы стояли у ложа и читали цитаты из Библии, посвященные жизни душ праведников в царстве небесном, а ее друзья, Конде, адмирал, Телиньи и Ларошфуко окружили ложе умирающей королевы и молча, ожидали трагического конца, о котором их уже предупредили врачи. Сам Амбруаз Паре оказался бессилен перед недугом, уносившим в царство теней жизнь Жанны Д'Альбре, и на немые вопросительные взгляды отвечал только тем, что горестно вздыхал и разводил руки, повторяя, что на все воля Господа.

Ночью случился сильнейший припадок, Жанна металась по постели, звала сына, выкрикивала какие-то фразы, потом внезапно утихла. Лоб ее покрылся мелкими капельками пота, температура подскочила до высшего предела.

Так продолжалось всю ночь. Никто не спал. Все ждали неизбежного конца, который прекратил бы ее мучения.

И он наступил. Это случилось утром, девятого июня. В последние минуты жизни Бог даровал ей на мгновение возвращение сознания; так часто бывает, вслед за этим, как правило, наступает агония.

Жанна открыла глаза, оглядела присутствующих и остановила взгляд на Лесдигьере. Он рыдал, пав на колени и склонившись над ней.

— Прощай, Франсуа, — чуть слышно медленно проговорила она, — благодарю тебя за то, что ты любил меня… — и дальше торопливо, боясь, что не успеет сказать, потому что уже чувствует у своих губ дыхание смерти: — Береги моего сына… я жила ради него… он должен стать королем…

Она выдохнула, но еще не в последний раз, потому что Лесдигьер услышал:

— Поцелуй меня…

Он поцеловал ее. Она собрала остаток сил, вдохнула и на выдохе сказала последние слова:

— Смилуйся надо мной, Господи… прими душу мою в царствие твое… да будет на все воля… твоя.

И застыла с маской вечности на лице, успев закрыть глаза.

Амбруаз Паре, стоявший рядом, взял руку Жанны, пытаясь нащупать пульс, потом приоткрыл ее веки и поднес к губам маленькое зеркальце.

Никто не смел произнести ни звука. Все молча, глядели на него.

В наступившей гробовой тишине врач объявил:

— Королева Наваррская Жанна Д'Альбре скончалась.

Ответом на его слова были слезы и рыдания всех гугенотов, собравшихся у смертного одра своей королевы.

— Свершилось… Да почиет с миром! — произнес один из пасторов и вложил в мертвые руки Жанны Библию.

Второй прочел заупокойные слова молитвы: Из глубины взываю к тебе, Господи…