Ножом в сердце - и повернуть на сто восемьдесят - Емельянов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Её плечи начали дрожать, а глаза уже начало застилать пеленой непрошеных слёз. Поттер сидел напротив и даже не двигался. Было заметно, что в нём всё ещё противостоят два совершенно разных чувства: злость и забота за самого родного человека.
Он вдохнул и выдохнул трижды, прежде чем передвинуть свой стул ближе к Гермионе и обнять её, рыдающую, за плечи.
— Успокойся. Всё. Перестань. Я просто очень сильно испугался за тебя. Рон так вообще чуть с ума не сошёл.
— Рон? Рон был там? — Гермиона подняла на него красные глаза, полные надежды.
— Конечно, был. Весь отряд там был. Мы вместе с Роном аппарировали тебя в Мунго. Он переживал за тебя. Сильно, — его губы тронула лёгкая улыбка. — Я же говорил, ему просто нужно было время.
Крохотный светлый лучик просочился в её душу. Возможно, ещё не всё потеряно?
— Значит, боггарт, — Гермиона покачала головой.
Точное знание, что твой самый сильный страх — это ты сам, вызывало внутри целый спектр неоднозначных эмоций.
Вспоминая события утреннего рейда, Гермиона чётко осознавала, что в какой-то момент нашла в себе силы дать отпор. Значит её страх был связан не столько с самим существованием Тьмы внутри, сколько с тем, что эта Тьма её может поглотить, зарыв настоящую Гермиону Грейнджер в глубинах своей мерзкой жижи.
Вот это было поистине пугающим для Гермионы с того самого момента, как она узнала, что проклята. Она боялась той жестокости, которая рождалась в ней со скоростью возгорания сухой травы. Она боялась стать не просто убийцей, а монстром. Существом, которое не знает пощады. Не умеет прощать и чувствовать.
— Кто-то видел? — вопрос был простым, но Грейнджер очень боялась ответа. Если кто-то стал свидетелем её боггарта — разбирательств не избежать.
— Нет. Хопкинс первый ворвался в зал и призрак сразу принял форму его страха.
— Это, наверное, очень хорошо, — Гермиона вздохнула, вытерла мокрые глаза. — Расскажи мне о Роне.
Эта просьба была невинной. Такой светлой и чистой. Гарри это знал, полностью ощущал, потому что в тот момент, когда он увидел в глазах друга то самое, внутри зажёгся, казалось бы, безнадёжный огонек. Он увидел не тот страх, когда Рон впервые встретился с её Тьмой. Он увидел страх, когда Рон был совсем не готов её потерять. И плевать ему было на черноту внутри её души.
И Гарри рассказал. Всё в самых мелких деталях. По крупицам собирая в Гермионе надежду.
* * *
Гермиона еле уговорила Гарри не провожать её до дома. Он долго сопротивлялся, но в конечном итоге сдался под напором её обаяния и железного аргумента, который основывался на её уверенности в том, что весь лимит всяческих происшествий она исчерпала ещё утром на рейде.
А ещё он приказал позвонить, когда она будет дома. Именно приказал, потому что после её выходки на рейде Поттер больше не просил. По крайней мере, сегодня.
Гермионе просто хотелось побыть одной. Декабрь не успел подарить Лондону свою красоту: вокруг всё ещё царила грязь и мокрядь. Улицы были пустынны, и только низкие фонарные столбы немного скрашивали одиночество. Грейнджер брела по тротуару, прокручивая всё произошедшее сегодняшнего дня.
Казалось, будто её засунули в какую-то книгу, где для главного героя припасено слишком много событий. Она уже сдавала позиции, хоть и боролась изо всех сил. А на деле могло оказаться, что барахталась она на самом берегу. Кто знает.
Мысль за мыслью, и Гермиона уже думала о Малфое. Ей не доводилось видеть его на работе, помимо их приёмов в пределах рабочего кабинета. Ему шёл костюм целителя. В нём он становился другим Драко. Не таким, каким она знала и помнила его всю жизнь. Его обычно непроницаемое лицо становилось строгим, когда он говорил по регламенту, или мягким, когда понимал, что пациенту было больно.
Размышления о нём по какой-то причине вызывали эту дурацкую улыбку, которая расползалась по лицу сама по себе. Гермиона уже давно не была школьницей, но это чувство, определённо, со школьных времён, зарождалось крохотными мотыльками по всему телу. И каково же было её удивление, когда главная их причина стояла у неё на крыльце.
— Драко? Ты что здесь делаешь?
Улыбка с лица сошла, но мотыльки не собирались исчезать.
Он медленно развернулся к ней всем корпусом. Нежный взгляд — это первое, на что среагировали грёбаные мотыльки. От этого взгляда их крылья забарабанили по рёбрам с такой силой, что Гермиона на минуту забыла, как дышать.
— Пришёл узнать как ты. Как себя чувствуешь? — голос был ещё нежнее.
— Ты сейчас интересуешься как целитель или…
— Или? — его левая бровь немного приподнялась, а губы тронула лёгкая ухмылка.
— Или просто так? — Гермиона прищурила глаза.
Он молчал всего несколько секунд. Но для Грейнджер это была целая вечность.
— Я интересуюсь, как целитель, — Малфой спустился с последней ступеньки, подходя ближе к Гермионе, у которой от этой фразы мотыльки по одному уже начали дохнуть, но, — только в пределах Святого Мунго. Сейчас я интересуюсь просто потому, что хочу знать.
Он подошёл очень близко. Единственное, что было сейчас между ними — тягучее ожидание. А мотыльки уже затевали внутри ураган. Тянулись к Драко, как к свету.
— Теперь мне ещё лучше, — Гермиона не хотела ждать. Она сократила это ненужное им обоим расстояние, поднялась на носочки и прильнула к его холодным губам. Нежно так, почти невесомо.
Её игра, которую она затевала ещё совсем недавно, ушла на самый задний план. Не хотелось сейчас играть. Хотелось жить. Потому что нормальная жизнь для неё — это роскошь. Непозволительная роскошь, которая может оборваться в самый неподходящий момент. И ею нужно пользоваться.
Драко, похоже, думал точно о том же самом, потому что ответил на поцелуй незамедлительно. Здесь не было страсти, похоти или необузданного желания. Была забота, нежность и спокойствие. Поцелуй был таким, будто они заново друг друга узнавали.
Гермиона чуть приоткрыла рот, пуская его тёплый язык внутрь. Они растягивали этот поцелуй, как самый потрясающий нектар. Холодными большими руками Драко обхватил лицо Гермионы, отрываясь от горячих губ. Глаза в глаза. Снова.
— Я принёс тебе шоколад.
— Не люблю шоколад.
Он лишь хмыкнул. А после оставил ещё один короткий поцелуй на розовых губах.
— Доброй ночи, Грейнджер.
— Доброй ночи, Малфой.
Гермиона действительно никогда