Матабар. II - Кирилл Сергеевич Клеванский

— Могу ли я проводить господина Эгобара в его покои? — будто из ниоткуда возник один из камердинеров.

Причем обращался он отнюдь не к Ардану, и даже не к Дэвенпорту, а к Атуре.

— Конечно, — коротко кивнула она, после чего повернулась к Ардану и… ненадолго прикоснулась к его руке. — Я всегда буду благодарна вам, Ард, за то, что вы помогли спасти Анастасию. И мне очень жаль той цены, которую вы за это заплатили. Я надеюсь, что спустя полгода вы встретитесь со своими родными и, если у вас появится желание, я была бы рада получить фото вас с братом, матерью, сестрой и отчимом, чтобы я могла поставить его над камином и, иногда, вспоминать, что в этом мире еще остались хорошие люди.

С этими словами она развернулась и направилась в противоположную сторону. Дэвенпорт же молча похлопал его по плечу и поспешил за женой, а Ардан, схватив со стола поднос с закусками, отправился следом за камердинером.

Все, о чем он мог думать в данный момент, это о глубоком сне и, желательно, без сновидений.

Глава 35

'Здравствуй, матушка.

Пишу тебе из своих временных покоев во Дворце Царей Прошлого. Звучит, как начало одной из дедушкиных историй, правда?

На самом деле — на словах куда помпезней, чем в действительности. Тут, наверное, не поместилась бы и наша кладовая. Под нашей я имею ввиду ту, что мы строили с дедушкой и отцом, когда я был маленьким.

Скучаю по ним.

Ты ведь тоже и…

Прости. Мысли, немного сбиваются с толку.

У меня здесь есть стол, стул, кровать, с которой свешиваются ноги, и шкаф. По наставлению того незнакомца (о нем я рассказывал в прошлом письме) из второй канцелярии, я не выхожу из комнаты.

Прости, что до этого писал редко. Немного закрутился. Познакомился с Великой Княжной Анастасией. Ты только не пугайся! Я не попал ни в какую передрягу, просто мы с ней столкнулись в подвале и… Да, согласен, звучит странно.

Она хороший ребенок. Немного одинокий, чуть-чуть грустный, но хороший. Чем-то напоминает мне Эрти.

Как он, кстати? Как здоровье? Что говорят врачи Дельпаса? И вообще расскажи, пожалуйста, любимая матушка, как вы там устроились? Все ли хорошо? Повезло ли с соседями, выплачивают ли твою пенсию, устроился ли Келли? Буду рад любым новостям и историям из вашего быта.

Очень скучаю по тебе и брату, матушка. Считаю дни до возможности снова вас обнять.

Что до меня, то Метрополию я нахожу вполне сносной. Наверное, от этих слов отдает снобизмом, но ты уж прости если мой язык, за эти дни, заразился местной манерой речи.

Сама же столица… все те байки и истории, которые мы слышали на фестивалях, матушка, они скорее даже преуменьшают то, что видели здесь мои глаза. Но одно все еще не готово принять мое сердце.

Помнишь в любимой поэме дедушки, про рыцаря Маренира, были такие строки: «Красками остывающего лета солнце разрисовало небо поцелуями статной осени?». Так вот здесь, в Метрополии, все краски, что смогло отыскать солнце — это все оттенки серого.

Я никогда не думал, что у этого цвета может быть столько вариаций. И, наверное именно поэтому, кто бы не строил изначально сей град, он решил поспорить с небом и все краски закатов и рассветов использовать в расцветках домов. Ты себе не представляешь какие пестрые и прекрасные здесь здания, набережные, мосты, многочисленные памятники и дворцы. Даже в самых удивительных сказках дедушки об Эктасе я не мог представить себе такого, что увидел здесь.

Но, несмотря на красоту, нахожу многое здесь пустым и бездушным. Как здания, так и людей. Не всех, конечно, но многих. И, самое смешное, драгоценная моя матушка, что чем выше здание и чем больше человек — тем меньше в них настоящего.

За меня не переживай. Ем много. Сплю еще больше. В передряги не попадаю. В общем и целом — жду окончания срока своего путешествия, чтобы вернуться обратно к вам.

Завтра утром уже состоится церемония зачисления в Императорский Магический Университет.

Дельпас пусть и большой город, но, все же, далек от столицы, так что к тому моменту, как это письмо дойдет ты, возможно, увидишь в газете мое фото рядом с Императором. Человек он, как мне показалось, правильный, но немного странный, впрочем это не наше дело.

Жду Нового Года, матушка и обещаю, что еще до наступления полуночи я обниму тебя крепко и мы сможем до утра обмениваться историями.

Люблю. Целую. Обнимаю.

Твой сын,

Арди.

До скорой встречи.'

Ардан поставил подпись, после чего закрыл чернильницу, отложил ручку и убрал письмо в конверт, который тут же спрятал во внутренний карман пиджака, висевшего на спинке простенького стула.

Он не всегда писал Шайи правду, но в том, что касалось покоев во дворце — не соврал. Это действительно оказалась небольшая комнатушка, несравнимая с той, что выделили ему герцоги Анорские.

Из освещения здесь обнаружилась лишь масляная лампа, по стенам местами ползли трещины, а паркет на полу скрипел не хуже ворчливого старика. Но это волне объяснимо, учитывая сколько во Дворце имелось покоев и если бы каждая из комнат для гостей и постояльцев выглядела так же, как у Анорских — казна бы разорилась всего за пару лет.

Разумеется, где-то в других частях кажущейся бесконечной обители Императора находились и куда более пышные покои, скорее всего посрамившие бы весь особняк Анорских, но где Ардан и где эти самые покои.

Да он и не претендовал.

В той комнате, где он проводил последние дни, окно выходило аккурат на набережную и, по ночам, юноша мог наблюдать за тем, как яркими огнями вспыхивает город и распускает сияющие лепестки бутон ночного неба. Но не над головой, как привык Ардан, а наоборот — внизу, на поверхности шумящей черной реки, порой спокойно ласкающей гранитные берега, а иногда и обрушивающейся на них разъяренным змеем. На её небольших пенящихся барашках и посреди густой глубины горели отражения фонарей, автомобильных фар и окон домов и дворцов, складываясь в созвездия завораживающие, но незнакомые.

И, порой, посреди них, мифическими зверями и птицами, степенно проходили лодки и паромы, а иногда даже корабли. Ардан видел один такой. Без парусов, из металла, с громадными пузатыми трубами, чадящими черным, едким дымом. Из учебников он знал, что так выглядят гражданские