День счастья - сегодня! - Кирилл Сафонов

«Можно ли быть счастливым и одиноким?» – всплыло в моей памяти. «Ты все еще хочешь это узнать?»

В очередной раз я послал все свои мысли куда подальше и свернул к супермаркету.

45

Походив с полчаса мимо ярких рядов со всевозможной снедью, я наконец доверху забросал здоровенную тележку и, еле-еле катя ее, добрался до очереди.

Это самое ужасное. Стоять в очереди. С детства ненавижу. А тогда магазины были полны лишь ими – очередями. Причем независимо от того, чем торговали, а главное, в каком количестве. То есть в магазине могло не быть ничего, а очереди все равно были.

И приходилось по полтора часа стоять в очереди к грязному прилавку со счетами и старым кассовым аппаратом, таким серым ящиком с разноцветными кнопками, издающим громкие звуки. Особенно мне нравилось, когда открывали денежный лоток. Сначала раздавался лязг, очень похожий на тот, что слышишь в метро, когда поезд набирает максимальную скорость; потом, когда лоток полностью выдвигался, раздавался удар, означающий его полное раскрытие, а затем, когда каждая монетка в этом лотке перевернулась с «орла» на «решку» и наоборот – раздавался звонок. И все это за секунду. Ши-и-их – бум – дзинь! Ши-и-их – бум – дзинь! Здорово. И вот ты стоишь. Ждешь, когда ты предстанешь перед этой здоровенной теткой в белом халате с грязными рукавами и она длинным-длинным серым, в еще более серую крапинку ножом отрежет тебе заветный лакомый кусок колбасы, после чего ты, счастливый, будешь протискиваться через плотные ряды к выходу. И какой-нибудь мальчишка, такого же, как ты, возраста, стоящий в самом конце очереди, одновременно с грустью и завистью посмотрит на тебя и глубоко вздохнет, потому что ему еще стоять и стоять, и может так случиться, что еще и не хватит, а тогда попадет от матери, потому что еще два часа назад он должен был быть здесь, а не шататься по улице. А может, все это было вовсе не ужасно, может, наоборот, прекрасно? Не знаю, одно могу сказать – очереди были не как сейчас, они были «живые». Люди что-то обсуждали, вели споры, ругались – даже в этом была своя прелесть.

А сейчас очереди «мертвые» – каждый спрятался за своей телегой, уткнулся в описание ингредиентов на какой-нибудь цветной коробке и стоит так, пока не придет время лезть за кошельком.

А что лучше? Кто ж его знает. Но колбаса та елась отлично. До сих пор вспоминаю ее вкус.

Расплатившись, я покатил тележку на улицу и долго укладывал все в багажник. После чего осторожно вырулил с места на стоянке перед магазином, занять которое тут же попытались сразу две машины, и поехал к отцу. Так, а бутылку-то я взял? Взял, взял – посидим.

46

Звонить я не стал, а просто открыл дверь собственным ключом и вошел.

В нос сразу ударил сильный запах табака и перегара. Не знаю, возможно, не стоило ехать, а с другой стороны, что стоило сделать? Просто я очень боялся этого, и именно это и происходило. Наверно, настало наконец время, когда всем моим страхам суждено было сбыться. Как говорится, бойтесь своей мечты – она может исполниться, а так как последние несколько лет моя жизнь состояла из страха за эту самую жизнь, то и мечты расположились где-то под этой же самой крышей. Что ж, принимай!

А с другой стороны, что можно было ждать от всей этой ситуации? Отец потерял то единственное, чем жил всю жизнь. И теперь этого не было. Я думаю, что отца тоже уже не было…

Если приходит время умирать мужчине, то женщина находит утешение в детях, дай Бог, чтобы они были, потому как для женщины главное – дети, а для мужчины, как это ни печально, – женщина, его женщина, его самка. Женщина живет ради детей, мужчина ради женщины. Парадокс? Нет. Это природа и ее законы. Именно поэтому инициаторами большинства разводов являются мужчины. Как только самец теряет интерес к самке, он автоматически теряет его и к детям. Вот такая вот стерва наша мать-природа. И все киндер-сюрпризы на Новый год и дни рождения оказываются в итоге обычным куском шоколада с пластмассовым сердцем внутри. Любви там нет, а души – тем более.

А потому мне было безумно жалко отца и безумно жалко себя.

Не раздеваясь, я прошел на кухню, где горел свет, и опустил все сумки на пол, после чего вернулся в прихожую и только тогда сбросил плащ и ботинки. Немного подумав, я повесил на вешалку и пиджак, предварительно вытащив из него сигареты и телефон.

Квартира. Простая двухкомнатная квартира, а сколько с ней связано. Я здесь родился, сделал первый шаг, сказал первое слово. Да что там говорить, здесь я провел большую часть моей жизни, и нигде я не чувствовал себя так спокойно, как здесь. Уютно и спокойно. Даже время здесь было какое-то другое, оно так же шло быстро или медленно, но все равно как-то по-особенному, по мне, так сказать.

И так, наверно, и должно быть. Родители создают для детей, а потом дети уже создают для своих детей. Для меня родители создали это, а я, в свою очередь, создал для… Да уж, это сложный вопрос.

Отец спал, я слышал его тяжелый храп, доносившийся из их с мамой комнаты. Осторожно закрыв дверь, ведущую в комнаты, я вернулся на кухню.

Весь стол на кухне был усыпан фотографиями матери, в основном черно-белыми. На них она была совсем молодой, веселой и красивой. Перед глазами почему-то сразу встала картина, как отец сидел здесь, смотрел их, пил «горькую» и наверняка плакал. На глаза мгновенно навернулись слезы. Что же все-таки будет дальше?

И в следующий момент мне стало так тяжело, я как будто впервые за последние несколько дней открыл глаза и стал видеть. Передо мной за секунды пронеслась вся моя жизнь: детство, юность, а потом… Я увидел, что осталось. А что осталось? А главное, надолго ли?

Не думая, я тут же налил себе полстакана отцовской водки и просто выплеснул ее себе внутрь так, как выплескивают какую-нибудь очень противную субстанцию в не менее противное помойное ведро, каковым я себя в данный момент и ощущал. Дернувшись, водка все-таки провалилась. Не ел ведь за целый день ничего, сейчас сразу развезет. А может, и к лучшему. И уже ощущая первые признаки опьянения, я принялся загружать содержимое сумок в холодильник, оставляя только те продукты, которые в скором времени понадобятся. На секунду прервавшись, я включил телевизор, висевший на пластмассовой ноге, – пусть себе балаболит, веселее как-то, не так противна эта тишина.

Закончив, я включил чайник и закурил. Сидя посреди кухни, я смотрел вокруг и вспоминал все то, что хранили в себе эти стены. Многое здесь я помнил с детства. Я всегда раньше удивлялся, почему родители не хотят не то чтобы переехать, а хотя бы сделать капитальный ремонт, снести полностью старое – навести новое. Правда, я постоянно этому удивлялся и перебрал массу причин: от проблемы денежной (хотя я предлагал полностью оплатить все расходы) до проблемы занятости. И в конце концов остановился просто на элементарной лени. А сейчас я понял – это все своего рода декорации их жизни. Как в театре. Их можно подкрасить, подделать, отремонтировать, но суть должна оставаться прежней, иначе они потеряют всякий смысл, а следовательно, смысл потеряет и все остальное.