Полковник Магомед Джафаров - Коллектив авторов

будет это собрание, и мы вышли с ним вместе, чтобы я видел это своими глазами. Он показал мне белый дом около армянской церкви. Адиль-Гирей меня очень просил ни под каким видом не говорить, откуда мне стало известно об этом собрании. Я ему это обещал, хотя, конечно, он знал, что я тотчас же приму меры к аресту собрания. Здесь речь шла уже не об отдельной личности, а о целой организации, арест которой мог привести к окончанию гражданской войны.

Дежурным по городу в этот день был Мусаев и его сотня. Я отправился к нему и сказал, что у него в таком-то месте состоится собрание, и чтобы он принял меры.

Мусаев сообщил об этом начальству, и вскоре Мусаев меня вызвал. Он интересовался, откуда мне стало известно об этом собрании, но я ему этого не сказал.

На другой день Буйнакский и другие были арестованы в указанном Адиль-Гиреем доме.

Абдусалам Магомедов

Абдусалам происходил из селения Хаджал-Махи. Он был женат на Умукусум – сестре Д. Коркмасова. Когда женился Абдусалам, я узнал, что Нух и Джалал братья. Он был пехотинец – пехотный офицер, отличился на войне и имел Георгиевские кресты. Как пехотный офицер он в то время нигде не служил, так как пехотных частей у нас не было. Поэтому-то он и был назначен градоначальником в Петровск в 1919 году. Его туда направили как человека энергичного и сообразительного, т. к. городской голова Казамбий Гаитов ни умом, ни какими-либо другими качествами не отличался.

Магомедов был большим противником добровольцев. С Пржевальским и с его небольшим отрядом, состоявшим большей частью из офицеров, уроженцев Дагестана, он мирился. Но когда приехали Драценко и Попов как представители Добровольческой армии, он направился к Попову и сказал ему, что он считает, что добровольцы не должны были приезжать в Дагестан, что у него нет сил, чтобы помешать им обосноваться здесь, но что он против их пребывания в Петровске. Попов поступил с ним довольно круто и принудил его уехать из Петровска.

Кайтмас Алиханов

Вскоре Попов приехал в Шуру. Здесь он сделал доклад о задачах, которые ставит себе Добровольческая армия. В своем докладе он сказал, между прочим, что Добровольческая армия считает дагестанцев русскими офицерами, и поэтому они должны идти вместе с русскими офицерами. Те, кто не пойдут, будут считаться не исполнившими свой долг, а потому будут для добровольцев как бы стоящими вне закона.

Он увидел после собрания Абдусалама и сказал ему:

– А я, полковник, занял Вашу квартиру, она такая удобная.

– Ну что же, – ответил тот. – Кушайте, сегодня Вы, а завтра я. Сегодня у Вас сила, а завтра увидим, что будет.

У добровольцев он никогда не служил. Он был потом начальником Даргинского округа. Там у него что-то не вышло. Он вернулся в Шуру, здесь долго болел, кажется, тифом.

По болезни не мог выехать и остался в Шуре и после того, как она была занята большевиками. Потом он выздоровел. Был некоторое время при большевиках в Шуре, затем был арестован и отправлен в Россию в числе многих других.

До Ростова от него были сведения, а после Ростова уже не было больше никаких известий и нет до сих пор.

Турки и Бакинская резня

По прибытии в Хурдалан я там застал одного турецкого офицера генерального штаба по имени Раушат-бей. Из беседы с ним я понял, что он уже давно работает по поручению турецкого правительства в Баку и имеет большие связи. Человек этот был очень развитый, знал несколько языков, говорил он сам, да и я слышал от других, что у него есть ученые труды.

Странно было видеть офицера и ученого в той роли, которую выполнял здесь Раушат-бей. Для меня после нескольких дней пребывания в Хурдалане стало ясно, что он был причастен к армяно-татарской резне, если не был ее прямым организатором. Было ясно также, что делегация в Дагестан была организована и послана тоже им – в целях втянуть Дагестан в эту резню. Очевидно, им же были посланы люди собрать добровольцев в Самурском и Кюринском округах и Дербенте, настроить их рассказами о зверствах армян, разжечь в них темное чувство мести и бросить их в резню.

Конечно, им же были собраны толпы азербайджанских крестьян и организован отряд превосходных стрелков-шахсеванов.

Когда я прибыл со своею частью, Раушат-бей сразу стал во главе всех этих собранных его стараниями частей, точно это было заранее оговорено и предусмотрено.

Шахсеваны были крайне фанатически и шовинистически настроены. Когда мы отступали, они нас ужасно ругали и поносили.

Имам в Петровске

Только когда уже сели обратно в вагон, мы постепенно оправились и ехали в Петровск уже в сравнительном порядке. Меня не покидала досада за эту неудачную и ненужную экспедицию, ответственной за которую я считал Исполком.

В Петровске, однако, нас ожидал большой сюрприз. Я встретил генерала Халилова, который сообщил мне, что имам находится в Петровске, и рассказал о перевороте, произошедшем в Шуре. «Мы признали имама, – сказал он, – так как это единственное средство спасти народ и религию. Имам теперь сам всем распоряжается. Ты должен пойти к нему и доложить о результатах экспедиции».

Потом я узнал, что имам использовал временное безвластие, создавшееся после отъезда из Шуры делегации Исполкома в Турцию, Дахадаева – в Баку и Коркмасова – в Кизляр, а также уходом со мной значительной части войск в Баку. Он со своими сторонниками двинулся в Шуру, разогнал Исполком и провозгласил себя имамом и единственной властью. Шура встретила его хлебом-солью, т. е. признала сразу. Из Шуры он сейчас же выехал в Петровск и намеревался теперь выехать в Дербент и дальше в Баку, так как он и его окружающие были уверены, что к тому времени мы займем Баку.

После беседы с Халиловым я решил отправиться с докладом к имаму, раз он в то время был признан единственной властью. Мне нужно было также выяснить и свое положение и определить себе дальнейшую линию поведения. Нажмуддин принял меня по обычаю благосклонно и радушно, выслушал мой доклад, посетовал на неудачу и потом заявил мне, что он назначает меня командиром Второго полка, что я должен оставаться в Петровске и привести город в надлежащий вид и установить в нем порядок. Он заявил, что меня он очень ценит и считает, что никто, кроме меня, не