Полковник Магомед Джафаров - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Выступили мы, согласно предписанию, очень поспешно, кажется, на другой день. По дороге к нам присоединились из Дербента человек 100 добровольцев и из Самурского и Кюринского округов тоже кем-то собранные добровольцы около 600 человек. Эти последние отряды были под командой своих людей, которых я не знал, и фамилий которых сейчас не помню.
Продвигались мы в поездах по железной дороге и довольно быстро. До Хурдалана не встретили никаких препятствий. В Хурдалане мы высадились из вагонов. Там к нам присоединились еще Шахсеваны, азербайджанские стрелки в числе……. человек, и азербайджанские добровольцы.
Когда мы прибыли в Хурдалан, к нам со всех сторон начали стекаться бакинские беженцы. Среди них подавляющее большинство составляли бакинские купцы, нефтепромышленники и разный другой промысловый и торговый народ. Они рассказывали ужасы про большевиков, резню и насилие, которым они подвергались. Они мне быстро надоели, так что я резко сказал одному из купцов, особенно настойчиво рассказывавшему о насилиях над его имуществом, женой, детьми, родственниками и родственницами, соседями и им самим, почему же он все еще до сих пор живёт, а не умер в бою с этими насильниками?
Нужно было драться с ними, когда они совершали насилие, а не бежать и плакаться теперь здесь.
Составив себе план действий, я разместил свои войска по намеченным позициям, дал им передохнуть и с утра следующего дня начал наступление на город, пустив вперёд разъезды.
Переговоры с Джапаридзе
Противник нигде не показывался, и наши разъезды на рассвете уже входили в город, когда из города выехала делегация с белым флагом. Ближние разъезды направили делегацию ко мне. Во главе делегации оказался А. Джапаридзе. Я не помню деталей этого разговора, но, в общем, Джапаридзе старался убедить меня, что мы, дагестанцы, введены в заблуждение, что в городе в данное время всё спокойно, никакой резни нет, никто никого не обижает, не насилует. В городе действительно было столкновение между армянами и мусульманами, сопровождавшееся значительными жертвами с обеих сторон, но что это столкновение вмешательством гарнизона сейчас прекращено, и обе стороны успокоились. Он, указывал мне, что если мой отряд сейчас войдёт в город, он может побудить мусульман, отомстить за их потери, и вспыхнет новая резня, так что я фактически буду причиной новых беспорядков и кровопролития.
Наконец, он меня предупредил, что если я не соглашусь прекратить наступление и вступлю в город, то 1200 чел. гарнизона будут на стороне армян против моего отряда с мусульманами.
Я ему ответил, что раз в городе сейчас спокойно, то наступать и входить в город я не буду, но занятые мною внешние позиции я сохраню за собой. Я ему объявил, что действую не произвольно, а по распоряжению Дагестанского Правительства, что сообщу о переговорах своему правительству и буду на занятых позициях ждать от него дальнейших распоряжений. В это время к нам подъехал новый корпусный командир – принц Фейзула Мирза Каджар, который заменил уехавшего в Грузию Полоцкого. Я предложил Джапаридзе переговорить с ним, т. к. он является моим начальником, и если он мне прикажет, то я отступлю. Но Каджар отказался вмешиваться в это дело, и мы тогда условились с Джапаридзе, что я приостановлю наступление и пошлю телеграмму в Шуру с извещением о переговорах и с просьбой о дальнейших инструкциях.
Делегация уехала, а я отдал приказ приостановить наступление. Собственно оно уже и так приостановилось, т. к. части видели, как приехала делегация.
Отступление из Баку
После отъезда делегации у меня было совещание с командиром корпуса и прибывшим с ним начальником штаба корпуса. Я сказал на этом совещании, что драться с бакинским гарнизоном, который имеет 1200 штыков, хорошо обученных и под командой офицеров, мы не можем. Численность и качество гарнизона мы знали не только со слов делегации, но и по рассказам беженцев и со слов наших разведчиков. Командир корпуса и начальник штаба согласились со мной, и мы решили, что нужно отступить. В таком духе и была послана телеграмма в исполком. В ожидании ответа мы готовились к отступлению.
Однако, хотя мы и приняли решение и подготовили отступление, оно оказалось вынужденным и панически поспешным. С рассветом бакинский гарнизон внезапно перешёл в наступление, и мы сразу попали в критическое положение. Наши части, в особенности разъезды, были разбросаны, и собрать их было нелегко. Нам пришлось отступать медленно, собирая свои части и отстреливаясь.
Первые же снаряды, попавшие в толпы кюринцев и самурцев, перепугали их и вызвали ужасную панику. Они бросились бежать, и мы их так больше и не видели. В своём паническом бегстве они увлекли и часть моих людей. С ними ушли мои лошади и лошади командира корпуса и его начальника штаба.
Наконец, хан Аварский со своей сотней дошёл до Хурдалана. Я спросил его, собрал ли он своих людей, и на его утвердительный ответ дал ему приказ уходить как можно скорей, чтобы избежать дальнейших потерь.
Гражданская война. Арест Буйнакского и других
В мае 1918 года я нигде не служил. Перед арестом Буйнакского мне было предложено занять пост помощника военного министра, но я отказался. Причиной отказа, помимо ряда причин, заставлявших меня устраниться от работы в это время, было то, что Джалалом Мусалаевым, который был в то время военным министром, были недовольны, и меня назначили, чтобы его убрать. Подсиживать товарищей было не в моем характере.
Я жил дома и ничего не делал. О том, что Буйнакский в городе, я знал и раньше. Я сам встретил его однажды на Петровском шоссе, когда шел из дома (Талибова) в город. Он пересек шоссе по б. Инженерной улице. Мой спутник обратил внимание на него.
– Вот идет Буйнакский.
– Ну что же, пусть идет, – был мой ответ. У меня никогда не было цели поймать или засадить, или расстрелять какую-нибудь одну личность из противного лагеря. Мне как военному полицейские функции были не по нутру.
Накануне ареста Буйнакского и других его товарищей ко мне пришел Адиль-Гирей Дахадаев и сообщил, что завтра в таком-то доме будет собрание большевиков, на котором будут все видные деятели такие, как: Коркмасов, Хизроев, Буйнакский и другие. Он не мог мне указать точно, в чьем доме