Тьма императора - Анна Шнайдер

— Хорошо. Вновь кивок. И улыбка не исчезала с лица — искренняя, радостная. Защитник, как же хорошо, что София не ощущает сейчас его эмоции. Арен чувствовал себя сгустком тьмы перед лучом света. Желание присвоить себе этот лучик было почти невыносимым. От него бросало то в жар, то в холод, и ладони сжимались в кулаки в бессильной злобе на себя и свои чувства.

— Так о чем вы хотели спросить? Она смотрела ему в глаза, кажется, не понимая, почему он медлит. А Арен сдерживался изо всех сил. Один шаг, всего один шаг — и этот маленький искренний луч света будет его. Только его. И она ничего никому не скажет. И даже не потому что он поставит на нее печать, а просто — сама по себе. А он хоть немного согреется. Хоть немного искупается в этом чистом свете.

Внутри все дрожало. «Нельзя. Нельзя ее трогать». — Я хотел спросить, почему вам нравится моя жена, — проговорил Арен, сам удивляясь тому, каким спокойным и отрешенным звучит его голос. — Я просто чувствую это. Виктория не всегда бывает с вами справедлива. Но вы почему-то порой ей симпатизируете. Почему?

— А-а-а, — протянула София понимающе. — Все очень просто. Ее величество любит Агату и Александра.

Она замолчала, а Арен пытался осознать этот ответ. — И все? — Ну да. А этого мало? — София удивилась. — Ну, если мало… Еще она любит свою работу, очень увлечена ею, вы наверняка знаете.

— И поэтому тебе нравится моя жена? — Арен так и не мог осознать до конца ответ Софии. — Просто потому что она любит своих детей и свою работу? — Да. Кивок. Судя по эмоциям, София не видела в этом решительно ничего особенного.

И Арену безумно захотелось спросить… «Тогда что такого есть во мне, Софи? Почему ты… Что ты видишь во мне настолько замечательного?!» Но он промолчал. — Хорошо. Кажется, я понял. Или нет. — Он усмехнулся. — Посмотрим. Спокойной ночи, Софи.

— Спокойной ночи, ваше величество.

Ночь со среды на четверг стала первой для Софии во дворце, когда она с трудом смогла уснуть. Все прокручивала в голове события вечера, вспоминая, что говорил император, его выражение лица, улыбку и голос. От желания немедленно вскочить с постели и нарисовать хоть что-нибудь чесались пальцы, но София сдерживалась, понимая — если она это сделает, весь день будет клевать носом, а для аньян это недопустимо.

Было что-то странное, необычное в поведении его величества сегодня вечером, но София никак не могла понять, что именно ее смущает. Именно так — смущает. Когда она вспоминала черные глаза Арена — ей показалось, или радужка была шире, чем обычно, не оставив места белкам? — и голос, как будто напряженный, натянутый, словно струна — в этот момент София смущалась. Вроде ничего особенного не произошло, а она ощущала себя так, будто увидела нечто недозволенное. Запретное.

«Ерунда, — думала София, ворочаясь с одного бока на другой, — ты просто переживаешь из-за того, что он заметил твои рисунки. И попросил показать свой портрет. Вот и придумываешь».

Рассуждения были вполне логичными, и спать очень хотелось — все-таки она устала. Но сон не приходил. Промучившись так часа полтора, София встала, налила себе воды в стакан, накапала туда несколько капель слабого снотворного и залпом выпила.

И только после этого смогла уснуть. Утро четверга было как две капли воды похоже на утро среды — София точно так же оделась, умылась, быстро позавтракала в столовой для слуг — но на этот раз служанка императрицы к ней не подсаживалась, — а затем побежала к детям.

Наследники, как и накануне, находились в детской с отцом. Его величество кивнул Софии, поцеловал Агату и Александра и сразу шагнул в камин, не сказав толком ни слова.

«Хотя что он должен был тебе сказать? — подумала София и сама улыбнулась своим мыслям. — Он наверняка уже выбросил из головы случившееся. И рисунки эти — видел ведь гораздо лучше и талантливее, при дворе ведь есть художники! — и то, как… как…»

Произнести — даже про себя, не вслух, — «как сжимал мою талию», София не могла. Она помнила, как в тот момент вспыхнула от неловкого удовольствия и восторженной нежности, и боялась, что император все прекрасно понял. Понял, просто не сказал. И сразу забыл — в конце концов, у него же целая куча дел!

— Агата, — произнесла София, силой отодвигая в сторону тревожные мысли, — твой папа хочет, чтобы я учила тебя игре на фортепиано.

— Ой, — девочка улыбнулась и чуть подпрыгнула, — это здорово! Я хочу. Я видела, как вы играете — я тоже так смогу? — Сможешь, конечно. Не сразу, придется постараться. — Это ясно. А… — А я-я-я? — протянул Александр почти обиженно, надувая губы. София опустилась перед ним на корточки и, взяв в свои руки его маленькие ладошки, сказала:

— Тебе нужно немного подождать. Твои пальчики, — она начала поочередно загибать пальцы наследника, и он сразу захихикал, — еще недостаточно подросли. Если они станут играть на фортепиано сейчас, то будут болеть. Мы с тобой, Алекс, будем рисовать, пальчики окрепнут, и через пару лет ты сможешь учиться вместе с Агатой.

— Точно? — Клянусь своими рыжими волосами, — сказала София и дотронулась до макушки под смех обоих наследников.

* * *

София немного ошиблась — выбросить из головы случившееся Арен не смог, хотя очень старался. Впрочем, старался не только он — и окружающие его люди, и представители торгового и дипломатического комитетов, пришедшие на совещание, и жена — все старались сделать так, чтобы у него не было времени думать не то, что о Софии, но даже о погоде за окном и собственном желании выпить чашку чая.

Виктория с утра была не в духе, и от нее к Арену сплошным потоком лилось раздражение. Морщась, он поставил щит, а затем поинтересовался, в чем дело. О своем вопросе он тут же пожалел, услышав ревниво-обиженное: — Где ты был ночью? Поначалу Арен не понял, почему вдруг возник такой вопрос — он приходил к Виктории далеко не каждый вечер, а два-три раза в неделю, когда были силы. В остальные дни спал у себя. И это был порядок, неизменный с момента заключения их брака.

Но Виктория продолжала говорить:

— Когда я укладывала вчера детей спать, Агата сказала, что ты еще должен зайти к Софии, потому что обещал. Ты остался там? По тому, как загудел эмпатический щит, Арен понял, что Викторию сейчас заливает злостью и раздражением. Ему и самому было несладко.

Защитник, а ведь он сглупил. Надо было сказать Агате и Александру… нет, не надо было вообще разговаривать с Софией о вечернем визите, находясь рядом с наследниками. Но демоны его раздери, он привык так делать, когда работал с Вирджинией! И в этом же нет ничего особенного. Ну когда он еще может разговаривать с аньян собственных детей, если не вечером, перед сном, когда все дела уже закончены?

— Вик, не глупи, я прошу тебя. Я говорил с Софией две минуты, а потом отправился к себе.

Жена отвела взгляд, поджав губы. Арен вздохнул, пытаясь унять собственное раздражение, а заодно придумать, что еще сказать. Так, чтобы не причинить Софии вреда этими словами. Менять ее на другую аньян не хотелось совершенно. — Послушай… Детям нравится София. И ты сама наверняка понимаешь, что она очень хороший специалист, нам повезло с ней. Я не собираюсь совершать поступки, из-за которых пришлось бы ее увольнять.