Все хорошо! - Татьяна Белкина

Повелевающий ушел в глубоком раздумье, посоветовав Астиону впредь не высказывать подобных мыслей, а лучше и вовсе их не иметь. Но уж если мысль засела в голове, то не так-то просто с ней расстаться. Астион продолжал думать. Однажды, забыв про осторожность, он поделился своими мыслями с другом, проводившим дни в тяжком труде, выплавляя металл для Города. Вместе они сделали макет Чудо-Солнца и решили пойти прямо в Совет Старейших. Так все было чудесно и справедливо устроено, что пойти туда мог каждый. Правда, Старейшие были очень заняты, прошли годы, прежде чем дождался Астион своей очереди предстать пред Советом. Тем временем слух о Чудо-Солнце распространился по городу. Все больше людей считали мысль Астиона собственной, все сильнее хотелось им увидеть всю красоту родного Города при ярком свете. Когда наконец Астион пошел к Старейшим, весь город собрался, чтобы поддержать его.

Совет был мудр и не противился воле Племени. Лучшим умам Города было приказано претворить в жизнь смелую идею Астиона.

С небывалым нетерпением ждал Город этого дня. Только Старейшие были задумчивы и спокойны. Они знали цену идеям…

И вот долгожданный день настал. Когда Синяя Луна последний раз скользнула по звездному небосклону, прямо над Городом вспыхнул пылающий шар. Люди зажмурились от нестерпимого ослепляющего света и потом долго еще не решались открыть глаза в страхе быть еще более ослепленными красотой, которая теперь непременно им откроется. И вдруг…

Тяжкий стон прокатился по городу.

Астион открыл глаза, полный светлых надежд и предчувствий, и закрыл их снова. Пред ним был мираж, обман зрения, порожденный чрезмерно ярким светом. Он снова осторожно приоткрыл глаза и — о ужас! — увидел все ту же картину. Грязные узкие улочки, серые громады домов без окон с темными щелями дверей, с уходящими ввысь потрескавшимися стенами, заросшими черными мерзкими растениями, жутко отливающими тьмой в разноцветных и ненужно веселых лучах придуманного Астионом солнца. А люди… Уродливые и грязные, в убогих одеждах, с лицами пепельного цвета и спутанными волосами, они казались пленниками, выведенными по ошибке на миг из темницы. Астион, покачиваясь, пошел домой. Он с трудом нашел туда дорогу. Вместо дома была жалкая лачуга с гнилой крышей и покосившимися дверями, за которыми его встретила чужая толстая старуха с нечистой кожей и уродливо оттопыренными ушами. Она с удивлением смотрела на Астиона. Он прошел в комнату и остановился в изумлении. На убогой кровати спали синюшные изможденные существа, которые, видимо, были его детьми. Астион заплакал. Он закрыл глаза и проклял тот миг, когда безумная мысль пришла в его голову. Внезапно он очнулся. Решительно встал и пошел к зданию Совета. На улице он встретил других мрачных людей, которые шли туда же. Шли молча. Никто не радовался чудесному яркому свету. Все сторонились Астиона.

Медленно, еле передвигая ноги, поднялся он по облупленной лестнице к залу заседаний.

— О Старейшие! — воззвал Астион. — Почему не вырвали вы мой язык, почему не изгнали за пределы Города? Зачем разрешили вы это святотатство? Погасите его!

— Погасите его! — пронеслось по Городу.

Устало усмехнулись Старейшие и погасили ненужное светило. И понял Астион: не нужен свет тем, кто рожден во тьме. Не может мечтать не привыкший к полету мысли. Лишь погибель и разочарование несет познание мира, который не тобой создан, и тебе не под силу его изменить.

Улыбнулся Астион бесцветной своей улыбкой и пошел к своему дому. Город вновь стал прекрасен, как прекрасно все воображаемое.

Он шел к своему дворцу и знал, что больше никогда не позволит жестокому свету реальности разрушить очарование воображаемых его чертогов.

Лишь в самом дальнем уголке его души шевелилось неясное сомнение — а действительно ли он, он сам существует в этом мире и существует ли мир, столь непрочный в свете очевидности?

И вдруг неожиданной болью откликнулось — где же ты, Солнце?

И вдруг неожиданным стоном пронеслось — где же ты, Мечта?

И неожиданным камнем на сердце упал вопрос — где же ты, Правда?

1981 г.

Триста пятьдесят четыре тысячи. Ровно столько и ни копейкой меньше надо было скопить Даше Легковой на новый «Ауди ТТ». И хотя она без устали носилась по городу в поиске самых дешевых распродаж и даже купила себе две кофточки в плебейском МЕXX, сумма все равно была приличная. Даша даже подумывала о том, не пойти ли поработать, но отсутствие должного признания ее таланта со стороны работодателей, помноженное на чрезвычайную занятость в фитнесе, театральном кафе и косметологической клинике, каждый раз ее останавливало.

Даша перечитала сообщение банковского автоответчика о наличии средств на счете и тяжело вздохнула. Единственное, что тут можно было сделать, — это хлопнуться на дизайнерскую, сверкающую тисненой кожей, кушетку от «Провази» и зареветь. Именно так Даша и поступила. Откуда напрашивается философский вывод, что «жизнь состоит из слез, вздохов и улыбок, причем вздохи преобладают»[7].

Пока хозяйка дома наслаждается своей безутешностью, есть время осмотреться. Нельзя сказать чтобы обстановка квартиры дышала откровенной роскошью, но и среднестатистической назвать ее было трудно. Родители Даши, не имея особого вкуса и желания его взращивать, пользовались услугами модных в городе дизайнеров, заработок которых на две трети состоит из процента, оплачиваемого мебельными компаниями, — чем дороже мебель, тем больше заработок. Поэтому в гостиной у молодоженов оказались самые разные по стилям и происхождению вещи — английский диван призывно сигналил помятыми подушками «shabby shic», намекая на скорый приход домработницы, швейцарская столовая зона брутально поблескивала темным металлом, итальянские полки подмигивали кушетке-соотечественнице. И хотя в спальне тоже есть на что взглянуть, мы, пожалуй, вернемся к нешуточной драме, назревающей в описанных декорациях.

Даша рыдала недолго. Она вовремя вспомнила о стоимости мезотерапии (а после такого стресса и длительных слез это единственный способ восстановить лицо). До Нового года оставалось два дня. Родители, купив и обставив квартиру, почему-то вдруг решили, что их родительский долг выполнен, и, положив нищенские пару миллионов на ее счет, самоустранились. За два года семейной жизни деньги практически закончились. Того, что осталось, не хватало даже на новую машину. А Даша так мечтала сделать себе подарок. Она буквально видела, как мчит в кабриолете по городу, а ее потрясающие волосы, достающие до колен, развеваются следом, как на рекламном плакате. Впрочем, мечта не принесла успокоения, напротив, навеяла еще более мрачные мысли.

Последнее время Женя стал необыкновенно раздражительным. Конечно, не подарок каждый день ехать в офис к десяти утра, но в компании «Униливер», в которую его пристроил отец, строгая дисциплина. К тому же работать приходится за копейки — не больше стольника. Ладно хоть машина есть, и соцпакет неплохой — летом в Америке отдыхали, а в январе поедут в Сингапур. Может, Женька в себя придет, а то ничем ему не угодишь: приходит — и к компу. Или с айпадом на диван, а там танчики, и так до трех часов ночи. Даша уже и так и сяк, даже Интернет тайком отключала — так у него буквально психоз начинался, и руки тряслись, как только сигнал терялся.