Мотив Х - Стефан Анхем

— Я хотел бы поприветствовать всех тех, кто собрался здесь сегодня, — раздался голос из динамиков вскоре после того, как музыка смолкла, и зрители направились к сцене, где за кафедрой стоял невысокий мужчина, одетый во что-то напоминающее коричневую скаутскую форму. — Рад, что нас сегодня собралось так много! Потому что, как вы, вероятно, заметили, люди начинают понимать, что объединенное сопротивление и насилие — это единственный путь вперед!

Несколько человек в зале стали аплодировать и засвистели.

Она слышала о таком. Секретные собрания нацистов, организованные шведской партией, национал-демократами или Скандинавским движением сопротивления «Гнездо-3», как они себя называли здесь, в Сконе. Часто они снимали помещение под чужим именем, например, актовый зал в какой-нибудь школе, или собирались, как сегодня вечером, в сарае, непонятно где.

Чтобы не привлекать внимания, она осторожно отошла к краю, где под покровом темноты могла взобраться на стул и заснять все происходящее на телефон.

— Это то, что мусульмане уже давно поняли, — продолжил мужчина на сцене. — Они давно объявили нам войну. И я могу гарантировать, что если мы ничего не предпримем, то скоро у нас будут и законы шариата, и обязанность носить паранджу. — Послышалось много выкриков. — И это так! Многие из нас были слишком голубоглазыми, и нет ничего плохого в том, чтобы быть голубоглазым, и вы знаете, что я имею в виду. Улюлюканье сменилось смехом. — Борьба должна начаться немедленно! Скоро будет слишком поздно!

Раздались аплодисменты и крики, и вскоре весь зал был заполнен поднятыми вверх правыми руками.

— Давайте поприветствуем сегодняшнего первого оратора аплодисментами! Человек, который никогда не отказывался от участия в любых дискуссиях! Кто, как никто другой, знает толк в нашей проблеме, и делает все для того, чтобы его голос был услышан, а наша политика нашла дорогу к людям! Единственный и неповторимый Зиверт Ландерц!

Под аплодисменты и одобрительные возгласы Ландерц вышел на сцену, пожал руку человеку в скаутском костюме и прошел, одетый в темную кожаную куртку, рубашку и галстук, к трибуне.

— Мне часто говорят, что нельзя равнять всех мусульман под одну гребенку, — начал он, как только толпа немного успокоилась. — Что настоящую проблему составляют только самые правоверные мусульмане и исламисты. Если вы спросите меня, это не что иное, как просто семантика, и в таком случае мы можем называть их настоящими именами. То есть «крысами», или, например, «тараканами»!», — Снова раздались смех и аплодисменты. — Во всяком случае их нельзя считать людьми! — Он покачал головой и улыбнулся, как будто это было самым очевидным. — Я не знаю, как вы, но сам я называю их паразитами! Крики и радостные возгласы усилились. — А что мы обычно делаем с паразитами? Вот именно! Мы их истребляем! — Он сделал вид, что распыляет пестициды в воздухе, и все стали аплодировать еще громче и поднимать правые руки. Тогда для усиления эффекта он надел на руку повязку со свастикой.

Лилья ничуть не удивилась. Ландерц был далеко не первым шведским демократом, вышедшим из нацистских кругов. И все же от всего происходящего ей стало дурно, захотелось подняться на сцену, вырвать из его рук микрофон и спросить, какого черта они здесь делают.

— С одной стороны, они на сто процентов обычные люди, как и все мы здесь, — продолжал Ландерц. — С другой — стопроцентные магометане, и прямо сейчас именно они едут сюда через наши границы! Паразиты, которые хотят насиловать наших женщин, гадить в наших церквях и высасывать и опустошать нашу землю, забирая все наши богатства. Только посмотрите на цифры, и вы увидите все черным по белому. Мы строим. Мы производим и создаем. А что же они делают? Да, они берут! Они забирают наши деньги. Наши рабочие места. Заполняют школы и университеты. Наши дома. У них хватает наглости занять даже наши места в передней части автобуса!

Зрители буквально посходили с ума от собственных криков, и Ландерцу в конце концов пришлось сделать им знак, чтобы они успокоились, прежде чем он смог продолжить.

— Но, конечно, не это мы слышим в новостях по телевизору или читаем в утренних газетах, что заставляет меня задаться вопросом, не пора ли и средства массовой информации называть по-настоящему — «лживой прессой». — Большинство зрителей засмеялись. — Во всяком случае, об «ужасном» пожаре в общежитии Квидинге мы могли прочитать именно там. Какая слезливая история. Я понятия не имею о том, кто стоял за всем этим, но кто бы это ни был, я думаю, они достойны аплодисментов! — Люди свистели и аплодировали, и, как по приказу, правые руки снова поднялись вверх. — Мы избавились от трех крыс! Три черных отвратительных таракана, которые больше не могут распространять свое потомство. Хорошо бы, если бы сгорели еще несколько бородатых детей прежде, чем все это закончится! — Еще больше аплодисментов.

Было бы неудивительно, если бы кто-то из виновников пожара находился в этом здании прямо сейчас. Но их слишком много, чтобы она одна могла обойти всех и взять у каждого показания.

Кроме того, она не могла попросить подкрепления, чтобы сарай окружили, так как встреча, какой бы отвратительной она ни была, сама по себе не была незаконной.

С другой стороны, все они приехали либо на машинах, либо на мотоциклах, и, хотя сами они могли не быть владельцами транспортных средств, зацепок должно было бы хватить.

Она прервала съемку, чтобы написать сообщение Утесу, в котором попросила его пройтись и сфотографировать все номерные знаки, когда стул под ее ногами внезапно исчез. Все произошло так быстро, что она упала на пол, не успев сгруппироваться. Телефон вылетел из руки и приземлился слишком далеко, чтобы она могла дотянуться до него.

— И что же мы тут делаем? — Мужчина в кожаной одежде и джинсовом жилете шагнул к ней, сел на корточки и наклонился так близко, что она могла видеть мельчайшие детали татуировки Терминатора, которая тянулась вверх по шее и по лицу.

— Это твой? — послышался другой голос, и рука без среднего пальца протянула ей сотовый телефон.

Она кивнула и увидела, как телефон полетел на землю и был растоптан грубым ботинком.

Теперь в помещении стало совсем тихо, если не считать стона, который вырвался у нее из груди, когда она вставала, пытаясь перебороть боль в бедре. Внутри у нее все бунтовало, а сердце билось с безумной силой.

Чтобы никто не видел, как она себя чувствует на самом деле, она напряглась, чтобы спокойно стряхнуть грязь с куртки одной рукой. И только когда закончила, повернулась лицом к человеку в скаутской форме, который теперь шагнул вперед вместе с вышибалой.

— Меня зовут Ирен Лилья, — начала она, стараясь смотреть в глаза всем троим. — Я работаю в полиции Хельсингборга и сейчас расследую убийство Мунифа Ганема. — Она сделала паузу и посмотрела на всех, кто стоял перед ней. — У нас есть подозреваемый, и я хочу узнать, знаком ли он кому-то из присутствующих. — Она расстегнула молнию куртки до половины и положила руку во внутренний карман.

Реакция последовала незамедлительно в виде трех стволов, нацеленных в ее сторону.