Искупление любовью - Оливия Гейтс

У Камала закружилась голова от переполнявших его эмоций.

– Это не наказание, а высочайшая из наград. Не делай этого, Элия. Не прощай меня так легко.

– А кто сказал, что будет легко? Любить всю жизнь – это тяжелая работа.

Заглянув в ее глаза, он прочитал в них спокойствие и прощение.

– Элия…

– Займись со мной любовью сейчас, чтобы я знала, что ты любишь меня так же сильно, как я тебя.

Подавшись вперед, он зарылся лицом в ее грудь.

– Как ты можешь продолжать меня любить, когда я заслуживаю лишь презрения и ненависти?

Запустив пальцы в волосы мужа, она приподняла его голову и посмотрела ему в глаза.

– Осмеливаешься перечить королеве Джудара?

Не веря своему счастью, Камал подхватил ее на руки и отнес на кровать, где доказывал ей свою любовь всю ночь напролет. Если он думал, что она отдала ему всю себя прежде, то теперь он знал: это произошло только сейчас.

Только сейчас, когда их сердца были полностью открыты друг для друга, они смогли стать по-настоящему единым целым и достичь новых вершин наслаждения.

Затем, когда Элия забылась сном в его объятиях, Камал осторожно высвободился, быстро оделся и направился в парадный зал. Сейчас он сделает то, что должен был сделать с самого начала.

Освободит их обоих.

Элия проснулась в новом мире. Мире абсолютной свободы. Свободы от обид, от тягостных воспоминаний. От законов притяжения и осознания собственной смертности. Она ощущала себя богиней.

А разве могло быть иначе, когда такой мужчина, как Камал, любил ее всем своим существом?

И он всегда ее любил. Чувства, которые она к нему испытывала, были безграничны, потому что даже если ее разум и молчал, сердце всегда знало, кто был его властелином.

Да, в прошлом у них все пошло наперекосяк, но она тоже была виновата в этом. Разумеется, Камал взял всю ответственность на себя. Он всегда так поступал.

Теперь, когда она знала, что произошло семь лет назад, прошлое словно исчезло. Это счастье показалось бы ей незаслуженным, если бы они оба не заплатили за него страданиями. Теперь они могли спокойно им наслаждаться. Ее беременность означала не конец, а, напротив, радостное начало.

Вчера она ничего ему не сказала. Вчера был их день. День прощания с прошлым и заложения прочной основы для счастливого будущего.

Но сегодня она обязательно скажет ему о новой жизни, которую они создали. О ребенке, который был зачат в любви.

И она сделает это прямо сейчас.

Дойдя до парадного зала, Элия попросила охранников удалиться. Она не сомневалась, что за ее признанием немедленно последует бурная близость.

Открыв дверь в переднюю, Элия шла на цыпочках до тех пор, пока не увидела Камала, сидящего за столом перед большими компьютерными мониторами, с которых на него смотрели Фарук и Шебаб.

– …а когда вы узнаете, что я сделал, вам придется признать, что я гений. Глядя мне в глаза.

И какие глаза! Вместо ярости и затаенной обиды в них теперь было столько любви и озорного веселья, что ей захотелось подойти к мужу, нарушить его сеанс связи и снова подарить ему всю себя без остатка.

Но он был слишком занят разговором с братьями и не замечал ее присутствия. Поэтому Элия решила немного подождать.

Она услышала, как Шебаб вздохнул.

– Да, брат, признаю, ты всегда умел добиваться своего. Я скажу тебе то, что ты хочешь услышать, не выслушивая то, что ты хочешь сказать. Ты действительно гений и, как я подозреваю, сумасшедший. Ты до смерти нас перепугал, вызвав так неожиданно и заставив прервать наши поездки. Я подумал, случилось нечто ужасное.

Камал рассмеялся.

– Я сейчас на такой высоте, на какую никогда еще не поднимался. Помнишь, как в день своей свадьбы с Фарой ты пожелал мне такого же счастья? Так вот, ты больше не являешься носителем звания «самый счастливый человек на свете».

Сердце Элии чуть не выпрыгнуло из груди. Камал. Любовь всей ее жизни. Отец ее будущего ребенка. Она была так счастлива, что ей хотелось кричать об этом на весь мир.

Шебаб застонал.

– А также самый невыносимый. Ну давай же, брат, говори, в чем дело.

Камал сделал полный круг в своем вращающемся кресле.

– Я только что закончил десятичасовую видеоконференцию с главами всех домов Аль Шалаанов и Аль Масудов, посвященную ситуации в регионе. Я сделал это! Войны не будет. Мой брак с Элией и рождение наследника больше не является необходимым условием для сохранения мира.

У Элии перехватило дыхание. Неужели он имел в виду… Он не мог… Вдруг он вскочил на ноги и, раскинув руки в стороны, радостно закричал:

– Я свободен!

И для нее наступил конец света.

Элия никогда прежде так быстро не бегала.

Но от разрушительных слов Камала было невозможно скрыться.

Ему не нужны ни она, ни ребенок. А она поверила его словам любви! Вот идиотка! Он же все ей объяснил. Для него превыше всего – долг перед страной. Она знала, что ради выполнения своих обязанностей он пошел бы на что угодно. В какое сравнение шли нужды одной изголодавшейся по любви женщины с благополучием целого народа?

Камал объяснился ей в любви, потому что нуждался в ней до этого момента. Возможно, он просто не поверил Элии, подумал, что она снова начала злоупотреблять химическими препаратами, и попытался таким образом ее остановить. Ведь теперь она королева и мать будущего наследника престола. Разве это был не лучший способ подчинить ее своей воле?

Самый счастливый человек на свете… Мой брак с Элией и рождение наследника больше не является необходимым условием для сохранения мира. Я свободен.

Эти слова продолжали звучать у Элии в голове. Воспоминания о его радости причиняли ей невыносимую боль.

Все эти дни, все эти ночи были ложью. На самом деле он продолжал ее ненавидеть и втайне мечтал поскорее от нее избавиться. И ему это удалось. Теперь все кончено.

Не замечая, куда бежит, Элия сильно ударилась обо что-то твердое, но она была так потрясена случившимся, что не почувствовала боли.

Тогда она продолжила бежать. Ей хотелось как можно скорее покинуть дворец.

Чтобы никогда не возвращаться.

Камалу понадобилось три часа, чтобы закончить дела.

Он не хотел делиться новостями, пока каждая деталь не будет зафиксирована документально и ничего уже нельзя будет отменить.

Теперь трону Джудара и всему региону ничего не угрожало.