Седьмой гном - Маша Ловыгина

В холле по телевизору продолжал идти вечный сериал и тихо постукивали спицы.

Макар вышел на улицу и, почувствовав легкий озноб, накинул капюшон. Он прекрасно понимал, почему ноги сами несли его вон из гостиницы — ему хотелось стряхнуть с себя ощущение пустоты, которое намертво прилипло к нему и никак не отпускало. Короткий сон лишь заглушил это чувство, но стоило открыть глаза, как горечь вновь проникла в его кровь. Нужно было сделать что-то важное, хорошее, значимое — например, найти убийцу Горецкой. Возможно, старушка прожила бы еще пару лет, не особо радуя окружающих, но ведь никто не в праве лишать живое существо отмеренного ему времени. И раз уж Амалия Яновна сделала его своим наследником, то и он отплатит ей добром. Проконтролирует, насколько это возможно, работу следственных органов, потому что у него есть на это основания и даже полномочия, как у единственного родственника. Прямых доказательств этого родства у Макара, естественно, не было, но ведь это было решением самой Горецкой, так что оспорить этого никто уже не мог.

Сев за руль, Макар вновь посмотрел на заснеженную аллею. Сейчас она была пустынна. Сердце Макара дрогнуло, словно его тихонечко сжала чья-то маленькая рука.

«Если бы я тогда не был таким ослом…» — вздохнул Чердынцев и включил зажигание. Теперь он прекрасно знал, куда и зачем ехать, а свободная дорога дала ему возможность долететь до места за каких-то десять минут.

Сгибаясь под тяжестью ноши, Сима спешила к старой даче. Пока ходила на станцию, дорожку вновь запорошило. Поднялся ветер, и белая крошка хлопьями била в лицо и оседала на ресницах. Пару раз Сима спотыкалась и, охая, приседала, заваливаясь на сторону, но не выпускала из рук пакет с картошкой. Так торопилась, уворачиваясь от колючих снежных порывов, что даже пропустила нужный поворот. Опомнилась, остановилась и стала судорожно крутить головой в поисках колонки. Пришлось вернуться и снова оглядеться, пока не увидела ее, до половины скрытую в сугробе.

Снег был пушистый, рыхлый. «Сухой» — как любила говорить бабуля. Сима смеялась, удивляясь такому сравнению. Как же снег может быть сухим? Сожмешь его в ладони, и через минуту от него остается лишь вода. Бабуля пожимала плечами и подсовывала Симе учебник по физике — смотри, мол, сколько всего интересного в природе. Вот и Илюша рос любознательным. Знал все буквы, соединял слоги, путался, но уже считал. А еще очень любил рисовать и слушать сказки. Умение слушать и слышать бабуля называла главным достоинством думающего человека, а Сима считала, что говорит она это исключительно по причине своей педагогической деятельности. Хорошо ведь, когда ученики тебя слушают на уроках. Но когда сама пошла в школу, поняла, что не все учителя такие, как бабуля, и на их уроках хочется спать. Конечно Сима очень старалась быть примерной ученицей, а что не получалось усвоить, разбирала и повторяла с бабулей.

Сыну она начала читать вслух, когда ему исполнился месяц. Могла бы, наверное, и раньше, но первые недели дались очень тяжело. Сима даже помыться не успевала толком — боялась оставить Илюшу хоть на минуту. Однажды Валечка Андреевна пинками загнала ее в ванную, где Серафима, судорожно расчесывая колтуны в волосах, разрыдалась впервые за долгое время. Не от жалости к себе, конечно, а потому что с горечью наконец осознала, что у Илюши никогда не будет отца. И что никто и никогда не сможет заменить его, даже если она решится на отношения. А какие отношения могут быть, когда сердце хочет только одного Его? Где-то Он есть — живет, ест, спит… Может быть встречается с кем-то или женился… Возможно, у него уже тоже есть ребенок. От другой женщины…

Валечка тихо ходила за дверью и бубнила что-то успокаивающее. Прорыдавшись, Сима не стала ничего ей рассказывать. Зачем? Валечка ведь неглупая женщина, все понимает. Соседка заварила чай, протерла давно не мытую плиту. Показала, как смазывать опрелости у младенца. Сима успокоилась и сказала, что просто очень устала и хочет спать. И соседка сидела с ней еще часа два, укачивая Илюшу. А потом приложила его к Симиной груди и шепнула на ухо, что ей пора домой, к своим детям.

И потекла жизнь Серафимы своим чередом. Дни становились светлее и радостнее. А ночи… Ночами Сима тихо плакала в подушку, пока не засыпала под тихое сопение сына.

Пока она читала вслух, маленький Илюша лежал рядышком на диване и лупил глазками по сторонам. Со временем Сима стала замечать, что взгляд его становится осмысленным, и смотрит Илья в этот момент только на нее. Слушает, впитывает ее голос. Тогда Серафима стала с ним разговаривать. Не как с маленьким, сюсюкая и картавя, а по-взрослому, доверяя свои сердечные тайны. Хорошо это было или плохо, она не знала. Да только никто бы не убедил ее в том, что это неправильно. Сын — самый близкий ей человек, и он должен знать, что появился неслучайно. Что в жизни так бывает — одна встреча и одна любовь. На всю жизнь. Ее, Симину, жизнь. И совсем ей не грустно и не тошно, потому что у нее есть замечательный и самый лучший мальчик на свете.

…Дачное окно покрылось изморозью до самого верха, скрыв недавний отпечаток маленькой ладошки, и Сима почувствовала, как у нее закружилась голова и обмерло сердце. Негнущимися пальцами она с трудом держала ключ и не сразу попала в дверной замок, прикрытый гнутой пластиной из оргстекла.

— Илюша! — прошептала заледеневшими губами, врываясь внутрь и минуя небольшой коридорчик.

Мальчик стоял напротив стены и задумчиво смотрел на висящие картины. Увидев Симу, вытянул ладонь с растопыренными пальчиками.

— Я считаю!

— Считаешь? Молодец! — Пакет вывалился из рук Симы и гулко упал на пол. Несколько картофелин покатились по половицам, но Серафима, легко их перешагнув, присела на корточки рядом сыном. — А что я тебе принесла! Мед! Где, кстати, наш Чихун?

— Он спит, — Илья приложил палец к губам. Щенок действительно спал на диване, свернувшись калачиком и спрятав нос между лап. — Чихун хотел уйти, царапал дверь. Я ему сказал, что нам нельзя на улицу. И надо слушаться маму. А потом… — Илья отвел глаза и закусил губу. — Потом…

— Что случилось? — Сима обхватила мальчика за плечи и испуганно замерла.

— Мама, он описался… — губы Илюши сложились в печальную скобку. — Ты только не ругайся, пожалуйста, на него, ладно? Мне кажется, он не умеет ходить в мальчуковый туалет, а собачьего у нас нет. Я взял его на руки и держал над унитазом, а он больше не хотел и плакал…

— Господи, Илюша, — Сима тихо рассмеялась и уткнулась лбом в грудь сына. — Конечно, я не буду сердиться. Бедный маленький Чихун… Я совсем забыла, что его надо выпускать на улицу. Сейчас я все уберу, а потом мы растопим печку и сварим картошки. Только, знаешь, котлет я не купила. Но вот чай с медом будет. Добавим в него смородины? В шкафу есть волшебная баночка, а в ней сухие листочки. Кто-то собрал их в саду. Давно-давно… Но они еще пахнут, представляешь?

— Цветы растут летом. И листочки тоже. Мама, а когда лето?

— Скоро. Зима закончится, наступит весна. А потом сразу лето…