Экстремальное чтиво - Сергей Юрьевич Демьяхин

class="p1">— Я не такая! — заревела она, — Ванечка, любимый, прости меня. Я хочу с тобой быть.

— Опять за своё, — простонал Иван. — Ты о чём-нибудь другом можешь говорить?

— Не-ет!

— Друзья! — Александр вдруг встал. — Я хочу вам сказать одну вещь.

Супруги притихли и уставились на оратора. Тот откашлялся, снова ощупал затылок и продолжил:

— Времена и в самом деле настали тяжёлые. Есть только один выход из этого тупика.

— Какой?

— Нужно молиться. Короче, завтра всей семьёй поедем в церковь к отцу Алексею. Но сегодня нам всем надо хорошенько подготовиться. То есть — выпить.

Глава 9

Надежда долго не могла заснуть. Иван громко храпел рядом, но это совсем не мешало ей думать о нём. За последнее время в её голове родилось, созрело и умерло такое количество мыслей, связанных с мамой и мужем, что она просто-напросто потеряла им счёт.

Какой же эгоисткой была она, когда проводила в жизнь идейки, почерпнутые из наставительных разговоров с родимой мамулей. Ведь ещё до начала её замужества та постоянно нашёптывала, науськивала, натаскивала неопытную дочку, обучая азам семейной жизни. А суть этих азов состояла в ежесекундном контроле супруга и регулировании его действий в свою пользу. Другой альтернативы умудрённая опытом женщина не признавала и, следовательно, считала святым долгом передать великовозрастной Наденьке накопленные знания.

Однако, вопреки их совместным ожиданиям и разработанной стратегии, Иван оказался вдруг полной противоположностью папы-ботаника и проявил неожиданную строптивость. Причём, этим самым он до глубины души изумил не только Надежду, но и злюку-тёщу, привыкшую к мягкой податливости собственного супруга. Вся её теория: "Как насадить свой порядок в отдельно взятой семье", рухнула, как карточный домик, и Надежда, поначалу взбрыкнувшая, уйдя от Ивана, в конце-концов призадумалась.

Кстати говоря, думать-то ей приходилось крайне редко, за неё этим тяжёлым делом всегда занималась мама, что и привело к столь плачевным последствиям, практически развалив молодую, здоровую семью. Пораскинув мозгами, Надежда вдруг обнаружила, что живёт как-то не так. Нет, в принципе, всё шло довольно нормально, но эта самая нормальность походила на кукольный театр, где в роли кукловода выступала мать, ну а ей, соответственно, отводилась менее престижная, но зато более подвижная роль маленькой, глупой марионетки. Об отце речь не велась вообще. Он играл коврик, о который перед каждым выходом на сцену мать вытирала ноги. Впрочем, как и во всех остальных случаях.

Но тут Иван вдруг своим дерзким поступком открыл ей глаза и она поняла, что дальше так жить нельзя. По этому поводу Надежда даже пошла на то, на что раньше никогда в жизни не осмелилась бы — она поругалась с матерью и ушла мириться с мужем.

Дальнейшее уже печально известно. Судя по всему, у Ивана тоже что-то сдвинулось по фазе, поскольку из нормального человека он вдруг превратился в бандита с большой дороги. И Надежда заметалась. В больнице мать слёзно умоляла её бросить бредовую идею возобновить отношения с "этим уродом", обещала золотые горы(вероятно лень было самой драить полы и мыть посуду), чтобы только блудное чадо вернулось к ней под крылышко.

Иван, конечно, поступил очень низко, наврав про неё с три короба о пьяных похождениях на проезжей части, но ведь, если как следует разобраться, они сами вынудили его поступить подобным образом. Вот то, что с Александрой у него что-то там было, это, конечно, он зря. Хотя, злые языки всегда найдутся, может быть на него специально наговорили. На самом деле Ванечка ведь хороший, только от обиды испортился и теперь мстит, как может.

— Ничего, Ванюша, — горячо прошептала она и нежно прижалась к плечу мужа. — Мы с тобой всё переживём. Я теперь от тебя ни за что не уйду. Прости, если сможешь.

Иван застонал, прекратил свой храп и издал непонятный булькающий звук, раздавшийся откуда-то из недр организма.

— Спи, спи, мой родной, — продолжала шептать Надежда, — я с тобой отныне навеки-веков.

Гипс мешал ей обнять его рукой, поэтому, недолго подумав, она в припадке накатившей нежности закинула на Ивана ногу.

— А-а! — заорал тот во сне. — Замочу!

— Тише ты!

Боясь, что он разбудит весь дом, Надежда попыталась прикрыть ему рот. Но добилась лишь того, что всё-таки разбила мужу в кровь все губы.

— Ой! — ужаснулась она и поспешно вскочила с постели. — Что же я натворила? Прости, дорогой, я нечаянно.

Но, вопреки её опасениям, Иван тут же успокоился и продолжил свой храп. В свете луны физиономия его стала похожа на морду обожравшегося крови вампира.

Надежда подождала немного и, решив, что на сегодня нежностей хватит, легла на прежнее место. Скоро в комнате, где их разместили, раздавался и её умиротворённый храпоток.

Психиатр Головкин тоже плохо спал в эту ночь. Он караулил бедного Виктора Степановича, из соображений собственной безопасности, привязанного к батарее.

Травматолога пришлось привести к себе домой. Толоконный настолько проникся идеей перелёта к всевышнему, что всю дорогу лупил глаза на небо и вслух мечтал об этой эпохальной встрече. Головкина он не узнавал. Только когда тот представился божьим посланником и предложил свои услуги в качестве проводника к вратам господним, он залился счастливыми слезами и упал к психиатру в объятья.

— Я знал, я знал! — без конца повторял Виктор Степанович, п орывался целовать психиатру руки и даже упал ниц к вящему неудовольствию последнего.

— Господь этого не приветствует, — вразумил он обезумевшего фанатика. — Встань, сын мой. В рай надо входить с прямой спиной.

— О, боже! — воскликнул Толоконный. — Я так рад, так рад, что ты прислал ко мне своего… не имею чести знать вашего имени-отчества.

— Архангел Гавриил моя фамилия, — подсказал Головкин. — Идём со мной, я подскажу тебе путь.

— Спасибо тебе, о боже! — простонал растроганный травматолог.

Психиатр подхватил его под руку и чуть ли не бегом доставил в свою квартиру. В отличие от друга, он был несказанно женат, то-есть, помимо супруги, имел троих детей, собаку, кошку и хомячка Борзого. Сейчас всё его многочисленное семейство отдыхало на загородной вилле(избушке на курьих ножках, стоящей на берегу роскошного болота), поэтому свободный угол для приятеля нашёлся. Причём довольно быстро.

Виктор Степанович деловито оглядел до боли знакомую комнату и, не узнав её, кинулся к отопительному радиатору.

— Он вернулся, архангел Гавриил, — прорыдал он — Вернулся! Воистину, это чудо.

Прижавшись к радиатору всем телом, он закрыл глаза и затих. Видимо, вспоминал какую-нибудь восхваляющую дела господни, молитву.

— Кто вернулся? — устало спросил Головкин и упал в кресло.

— Понимаешь, он сначала был, потом пропал, а теперь, видишь, опять появился, — поднимая голову, возвестил Виктор Степанович.

— Знаю.