Заберу тебя, девочка - Анна Мишина

— Сама справишься или помочь? — протягивает кружку.

Я вытаскиваю руки из-под одеяла и хватаю ее, но тут же чуть не роняю. Он словно это предугадал и подхватил ее под донышко.

— Помогу, — проговорил и, придерживая чашку, поднес к моим губам и застыл в ожидании, не сводя с меня своих темных глаз.

Я, как завороженная смотря ему в глаза, прикасаюсь губами к краю чашки и делаю осторожный глоток. А сердце от волнения готово выпрыгнуть из горла, выталкивая воду обратно. Давлюсь.

— Осторожно, — произносит мягко, что мой мозг в недоумении начинает ворошить память и искать, когда он так со мной мог разговаривать… — Ничего не помнишь? — отставляет кружку в сторону.

Качаю головой, а в его глазах, мне чудится или нет, мелькает сожаление… но тут же пропадает. Отчего-то мне становится обидно на саму себя.

— Я долго спала? — прочистив горло, решаюсь заговорить, но тут же понимаю, что зря. Он уйдет от ответа или не захочет разговаривать.

— Трое суток, — отвечает, тем самым удивляя.

Я, наверное, сейчас выгляжу дурочкой. Пялюсь на него во все глаза и не понимаю.

— Это шутка такая?

— Нет, — звучит серьезно. — Трое суток спала. И сутки до этого провела в бреду от высокой температуры, — нахмурился. — Ты и правда ничего не помнишь?

— Нет. Что было после того как мы, — не знаю, как сказать, но уже чувствую, как щеки начинают предательски гореть. — Озеро. Я помню, как провалилась под лед, — прикрыла глаза, стиснув зубы от накатившего страха.

Холодная вода тут же словно иголками все тело прошила. Сперло дыхание от страха. Я помню весь этот спектр чувств и один во главе всего. Понимание, что это конец. Мой нелепый конец. А потом вдох, потому что воздух в легких закончился и…

— Уже все позади. Тебе нечего бояться, — словно прочитав мои мысли, говорит он, беря мою похолодевшую ладонь в свою. Такую большую, теплую, уютную.

В глубине сознания что-то зашевелилось, но не захотело показываться.

— Чем так от меня воняет? — спрашиваю, осторожно вытягивая свою ладонь из его.

— Баба Дуся приносила мазь… — запнулся. Посмотрел на меня. — Мыться пойдешь? — еле заметно улыбка касается его губ.

Киваю неуверенно.

Поднимается с дивана и отходит.

— Я принесу тебе чистые вещи, — и оставляет меня одну.

Я слышу, как он зашел в соседнюю комнату. Ту, которая была заперта. Это неожиданно всплывает в памяти.

Раскрываюсь и разглядываю пижаму. Она женская. И я совсем не помню, как она на мне оказалась. Какое-то помутнение рассудка. Не смешно совсем.

Выбираюсь из постели, спускаю ноги на пол и встаю. Слабость во всем теле жуткая. Покачиваясь, еле держась на ногах, я все-таки доковыляла до ванной. Стоило войти туда, как следом входит он.

И без того небольшое помещение с этим мужчиной внутри кажется просто мизерным. Он будто загораживает собой все свободное пространство.

— Пижама, полотенце, — задерживает свой взгляд на мне. — Тебе помочь?

— Нет, я сама, — отказываюсь тут же.

Кивает и выходит, закрыв за собой дверь, оставив меня одну.

Первым делом обращаю на себя внимание в зеркале… У меня нет слов.

То, что я вижу, меня пугает. Под глазами пролегли темные круги. Щеки впали. Губы потрескались.

Касаюсь пальцами лица.

А волосы… Все свалялись. Я не представляю, чем их можно расчесать. Прячу лицо в ладонях. Хочется плакать. Лучше бы я и дальше спала. А то и…

Мерзкие мысли полезли в голову. Чтобы не думать о плохом, стала стягивать с себя пижамную кофту, затем штаны и, включив душ, забралась, с трудом, правда, под воду.

Горячие упругие струи воды жгут кожу. А мне все равно. Хочу смыть этот стойкий запах, которым, кажется, я пропиталась вся, до внутренностей.

Беру гель для душа и, налив его на мочалку, с усилием начинаю растирать кожу. До красна. До боли. Слезы собрались в глазах, вся картинка смазалась и я, держась за стену, расплакалась.

— Рената, — раздался голос сзади.

Я не отреагировала. Уже все равно. На все.

— Уходи, — прошу его.

— Я помогу, — не реагирует на мои слова.

— Я сказала, уходи, — злюсь на его непробивную настойчивость.

— Ты не в себе. После болезни. Сил нет у тебя, не вредничай. Я тебе помогу, — продолжает он и я взрываюсь.

— Поможешь? Серьезно? — оборачиваясь к нему и мне абсолютно все равно сейчас, что я стою перед ним голая. Я помню, что было до того, как я провалилась под лед. — Ты уже помог, что я здесь и не понимаю ничего! — всхлипываю, не выдерживаю его темный взгляд. Разворачиваюсь совершенно неуклюже и поскальзываюсь.

Взвизгиваю.

— Макар, — вырывается у меня и тут же оказываюсь в его руках.

— Ну вот, а говоришь, все забыла, — усмехается и, подхватив меня на руки, выносит из ванной.

* * *

Меня заботливо укладывают на свежезастеленную постель. Всовывают в руки пижаму и накрывают одеялом.

— Оденься, — звучит приказ.

И я не смею сопротивляться. Оделась. Быстро, насколько это возможно в моем состоянии.

Пока я пыталась справиться с пижамой, то и дело запутываясь в ней, Макар прохаживался по комнате, загребая пятерней свои волосы, взлохмачивая их.

— Готова? — останавливается и смотрит на меня.

— Угу, — киваю. И не спускаю с него своих глаз. Потому что я вижу, что с ним что-то происходит.

— Пойдем на кухню. Тебе нужно поесть. Там бульон мясной и сухари.

И тут же мой желудок отозвался. Только сейчас понимаю, насколько я голодна.

Вскакиваю на ноги.

— Стой, — тормозит меня и откуда-то в его руках появляются шерстяные носки. — Надень. Нечего босиком шлындать, — и кидает мне.

Я послушно снова выполняю команду или приказ. Называйте это как хотите. Я сейчас настолько голодна, что готова даже загавкать по команде.

И за ним в кухню. Сажусь на стул. Передо мной появляется глубокая супница с мутным бульоном. В нем плавает мясо. А аромат, хочу сказать, о-о-очень вкусный. Во рту тут же собирается слюна.

— Сухари, — говорит и ставит рядом корзинку с ржаными сухарями.

И я, не дожидаясь разрешения, беру в руки сухарь и опускаю его в бульон. Чуть подождав, беру в рот и закатываю глаза от наслаждения. Посасываю впитавшийся бульон и откусываю размягчившийся хлеб. Это очень вкусно. Кажется, не нужны никакие мишленовские звезды ресторану, чтобы претендовать на звание лучшего… все равно блюда в нем не будут вкуснее этого. Вот что самое лучшее. Сейчас. Для меня.